Цзян Си гениальный врач, непревзойденный знаток человеческого тела, и потому, когда дело доходит до постели, ему вовсе не нужны экстраординарные размеры или фантастическая выносливость, чтобы довести партнёра до абсолютного экстаза.
У Хуа Бинаня поразительная выдержка.
Цзян Си нравится истощать ее. Медленно, осторожно, как текущая вода обтачивает острый камень, превращая его в гладкую гальку, он разрушает броню своего любовника.
Это коварное искусство.
Прикосновения Цзян Си могут касаться лёгкими, ненавязчивыми. Нежными, словно касание мягкого весеннего солнца. От них под кожей накапливается томное тепло.
Хуа Бинань млеет под ними, гибко гнётся, будто бы ненамеренно, но так, что каждое отдельное движение и взмах ресниц несут в себе невыразимое изящество. Он играет. Играет для Цзян Си, доставляет ему эстетическое удовольствие так же, как тот ему плотское.
Цзян Си предпочитает иную картину, но ее он создаст сам.
И ради этого продолжает.
Касается безупречного бархата чужой кожи кончиками пальцев, надавливая чуть сильней то там, то тут. Мягко, чувственно прижимается к ней губами. Чертит языком причудливые извилистые дорожки.
Он не дразнит Хуа Бинаня намеренно, лишь неотвратимо заменяет жаром томление.
Он проводит длинно ладонью по чужому уже напряжённому члену, следит чуткими пальцами выпуклые венки, ненавязчиво касается уретры. На этот моменте Хуа Бинань коротко вздрагивает, и Цзян Си улыбается.
Улыбка скрыта от чужого взгляда занавесью черных с проседью волос, но Хуа Бинань все равно чувствует ее. И на следующем откровенно чувственном касании с его губ срывается бархатистый стон. Прикосновения губ Цзян Си становятся чуть более...страстными.
Цзян Си привык, что внутри него есть ледяной стержень из прочной стали, который не даёт ему согнуться под самой тяжёлый из нош, но вместе с тем льдом растекается по его венам, убивая сочувствие, горечь и страсть.
Но человеку, что лежит сейчас под ним и так доверчиво подставляет свое гибкое тело под прикосновения Цзян Си, каким-то образом всегда удается обращать стужу в пламень.
Цзян Си не мог не восхищаться им за это.
Но и желание довести его до последнего предела подавить в себе не мог.
И чуткие пальцы его выпускают из своей хватки чужой член. Обводят в мимолётной ласке мошонку, слегка надавливают на перинеум, чтобы исчезнуть на мгновение и тут же вернуться, уже влажными от масла.
Он не спешит проникнуть в тело Хуа Бинаня. Его цель не в том, чтобы скорее подготовить его для себя.
Вместо этого Цзян Си мягко ласкает чувствительный сфинктер, изредка проскальзывая внутрь на одну фалангу, чтобы огладить его изнутри и тут же отступить.
Его губы скользят по гладкому животу. Язык широко вылизывает кожу у гладкого лобка. Горячее влажное дыхание его обволакивает чужой член, хотя Цзян Си не касается его напрямую.
Хуа Бинань под ним тихо мурлыкающе постанывает.
Он не просит коснуться себя напрямую. Но вся его поза, дрожь его тела, вибрация и тон его голоса буквально умоляют: "дай мне ещё, ты ведь знаешь, каким хорошо я могу быть для тебя".
Цзян Си знает.
И делает вид, что поддается.
Прижимается губами к основанию члена. Ведёт ими вверх, очерчивая кончиком языка венки, обхватывает мягко головку. Язык Цзян Си не менее искусен, чем его пальцы, и тесное горло он умеет расслаблять так, чтобы иметь возможность принять в себя любовника целиком.
Когда его губы касаются лобка Хуа Бинаня одновременно обхватывая его же член, тот издает первый хриплый выдох. Он не такой музыкальный, как те стоны, что Хуа Бинань издавал мгновением ранее, но гораздо более честный и от того идеальный для Цзян Си.
И вместо с тем палец левой руки главы Цзян наконец проскальзывает внутрь Хуа Бинаня. Ласкает осторожно горячие шелковые стенки, надавливает мягко, хирургически точно на нужную точку.
Движения Цзян Си остаются неспешным, плавными.
Не смотря на откровенность его ласк, желание, что растекается по телу Хуа Бинаня, продолжает быть томным теплым огнем, нежным и трепетным. Ему ещё очень далеко до выжигающего пламени слепой болезненной страсти.
Но Цзян Си не торопится.
Движения второй его ладони меняются. Они остаются такими же лёгкими, осторожными, но точки и линии, что он очерчивает на чужой белоснежной коже, словно созвездия, теперь иные.
Так что когда Цзян Си наконец отрывается от члена Хуа Бинаня, напоследок широко мазнув по нему языком,
чужое дыхание становится гораздо более...частым.
И поцелуи, что Цзян Си рассыпает по животу и груди Хуа Бинаня ощущаются иначе. И острый, яркий взгляд будто каплями раскаленного воска ложиться на кожу.
Контроль Хуа Бинаня истончается медленно, словно туманная дымка пол восходящим солнцем.
Он открывает Цзян Си все больше: стонов и дрожи, взглядов и слов.
Речи Хуа Бинаня могут быть сладкими, как самый опасный из ядов, но в постели он обычно не разговорчив.
Если не довести его до определенного предела, когда он будет просить Цзян Си прикоснутся к себе, указывая как и где он хочет ощутить чужие руки и губы. Цзян Си слушается его. И задевает попутно несколько новых точек.
И слова вскоре заменяют новые стоны и всхлипы.
Одна волна возбуждения накатывает на другую, нервные окончания вибрируют, вовлекая другие в резонанс.
Цзян Си чередует откровенные прикосновения с нежными, чувственные касания с мимолётным. Все они одинаково плавно, неотвратимо сводят Хуа Бинаня с ума.
Когда Цзян Си все же становится на колени между его широко разведенных ног и направляет себя внутрь его тела, Хуа Бинань уже плохо ориентируется в пространстве. Его мир плывет, тонет в туманной зыбкой дымке. Образы, окружающие его, истлевают, выпадая из поля зрения.
То, что твориться с его собственным телом, перекрывает абсолютно все. Каждая мышца Хуа Бинаня, каждая косточка, каждый нерв и сосуд вибрируют, будто бы по-отдельности, но в то же время болезненно-гармонично, сладко и жарко.
Это ощущение невероятного напряжения и глухой горячей пульсации внутри заставляет Хуа Бинаня задыхаться и совершенно непреднамеренно изгибаться на простынях, ища избавления в чужих прикосновениях.
Член Цзян Си мягко растягивает Хуа Бинаня, не причиняя ему боли. Руки Цзян Си проходятся от чужих нежных бедре к губкой пояснице, а от нее к восхитительно узкой талии и лопаткам. От этих прикосновений дрожь Хуа Бинаня лишь усиливается. Он вхлипывает и подаётся вперёд.
Тазом на восхитительный твердый член. Губами, к чужим узким губам.
Хуа Бинань целует Цзян Си не чувственно-нежно и не развязно-страстно. Это судорожный, неловкий поцелуй, суматошное рассеянное прикосновение человека потерявшегося в своих чувствах.
Цзян Си отвечает ему. Меняет ритм и глубину, направляет Хуа Бинаня, его язык и его бёдра, удерживает, продолжая сохранять контроль.
Сейчас в руках Цзян Си сжимает будто чистую страсть, сосуд полный яркого обжигающего огня, который заставляет болезненно трескаться
его собственное промерзшее насквозь нутро. Но даже так, даже сейчас, Цзян Си не сбивается с ритма и не теряется в чувствах.
Его наслаждение не просто плотское. Ему нравится смотреть, как его любовник преодолевает очередной, установленный самим собой предел.
Новая точка на теле Хуа Бинаня. Новый глубокий толчке члена внутри. Новый, мягкий, трепетный почти поцелуй.
И что-то внутри Хуа Бинаня ломается.
Он крупно вздрагивает, сжимаясь на члене Цзян Си.
Из его груди вырывается сдавленное рыдание. Последние остатки рассудка гаснут в его затуманенном удовольствием взгляде.
Цзян Си продолжает двигаться в нем, продлевая его оргазм и медленно достигая своего собственного. Хуа Бинань продолжает мелко вздрагивать.
Его пальцы скребут по спине Цзян Си, сильнее вжимая его в грудь Хуа Бинаня. Дыхание остаётся судорожным, с трудом пропуская из горла каждый новый вдох. Уголки глаз Хуа Бинаня медленно краснеют.
Последняя нить его самоконтроля, удивительно прочная, продолжает
крупно вибрировать.
Цзян Си видит ее, словно наяву.
И делая последние несколько глубоких толчком в чужом теле, достигая разрядки, он касается самой последней точки.
Хуа Бинань вскрикивает, кончая ещё раз вместе с Цзян Си.
Внутри него будто расправляется старая, болезненно сжатая пружина.
И из прекрасных глаз медленно, одна за другой, падают слёзы.
Цзян Си замирает, ещё не успев восстановить дыхание.
TW: спойлеры
Он очень медленно, будто боясь развеять дымку иллюзии, подносит ладонь к чужому лицу и стирает кончиками пальцев струящееся по щекам Хуа Бинаня золото.
Взгляд Цзян Си на мгновение соскальзывает на оставленный у входа меч.
Затем вновь возвращается к разметавшемуся по постели любовнику.
Не говоря ни слова, Цзян Си мягко стирает чужие слезы куском ткани, который открывает от простыни, и тут же уничтожает его своей магией.
• • •
Missing some Tweet in this thread? You can try to
force a refresh
Все ещё демон Мо Жань, который соблазняет священника Чу Ваньнина.
Мо Жань очень долго наблюдал за ним, привлеченный ярким светом чистой души. И чем больше времени шло, тем больше он жаждал этого человека.
Но он хотел не просто получить его тело.
Впервые за свою невероятно долгую жизнь, Мо Жань хотел этого человека себе полностью. Не на короткое мгновение его человеческого существования, а на всю оставшуюся вечность. Он хотел, чтобы Чу Ваньнин был с ним.
Смотрел на него. Обожал его. Жаждал его.
Бессмертный демон, один из сильнейших князей Ада, он был готов на неслыханный поступок: обратить смертную душу в демона. Дать ему силу и власть, о которой иные не могут и мечтать.
Я вот думаю: сюжет со священником Чу Ваньнином и демоном Мо Жанем это, конечно, потрясающе
Но
Как насчёт простого прихожанина Чу Ваньнина и священника Мо Жаня?
Мо Жань, у которого было очень непростое прошлое и которое через годы терапии и смирения смог прийти к внутреннему миру и даже получить сан, чтобы нести слово божие людям. Он действительно верит в то, что делает. Мо Жань прекрасный глава прихода.
А потом он встречает Чу Ваньнина.
Этого потрясающего, невероятно талантливого и очень одинокого человека. Самого прекрасного человека, которого Мо Жань видел в своей жизни.
Цзян Си - основатель фармакологического гиганта, а Хуа Бинань - часть совета директоров, с которым они вилки долгие многозначительные беседы, пересыпанные то ли угрозами, то ли флиртом.
Почти все уверены, что эти двое не пересекаются больше, чем на общих собраниях, и что Цзян Си встречается теми женщинами, что периодически появляются вместе с ним на обложках журналов (хотя не все понимаю, как какая-то женщина сможет вытерпеть настолько холодного человека).
И лишь Хуа Бинань на самом деле знает, насколько остро-страстными могут быть глаза этого человека, пока Хуа Бинань сидя у него на коленях, прямо в шикарном офисном кресле, принимает его член, позволяя сильным ладоням сжимать свою талию и губам скользить по изгибу своей шеи.
И теперь я думаю о том, как Янь Чжэнмин мягко мурлычет, сидя на бёдрах Чэн Цянь и сжимая внутри себя его член, пока Чэн Цянь мягко гладит прохладными пальцами его поясницу под полупрозрачной тканью белого халата.
Янь Чжэнмин упирается ладонями в грудь Чэн Цянь, плавно двигает бёдрами, и завороженно наблюдает за тем, как светятся любовью и желанием глаза его Сяо Цяня.
Просто Янь Чжэнмин, весь такой прекрасный, возможно немного по-утреннему сонный, с матово светящейся в рассветных лучах кожей и небрежно рассыпавшимися по плечам волосами, с мягкими бёдрами и гибкой узкой талией, довольно жмурящийся и облизывающиц розовые губы...
На плечах Янь Уши вышитый золотом тяжёлый пурпурный халат. Он удивительно гармонично сочетается с его медовой кожей, которую Янь Уши совершенно не собирается скрывать, наоборот, намеренно выставляет на показ.
Шэнь Цяо быстро облизывает розовым языком сухие губы. От одного вида такого Янь Уши – томно-расслабленного, почти полностью обнаженного, лишь условно прикрытого тяжёлым бархатом ткани – внизу его живота теплеет.
На нем все ещё надеты ослепительно белые даосские одежды. Черные волосы свободно струятся по спине, чуть присобраные у висков, чтобы не мешать, когда Шэнь Цяо наклониться вперёд.
Он все ещё не верит, что действительно решился на это.