Thread by @YansoYasno

#разгром
Мелкого Игоря (лет десяти) кладут в больничку с каким-нибудь ротавирусом, и он попадает в одну палату с рыжим детдомовским мальчишкой.

Внутрь, конечно, посетителей не пускают, но к Грому всё равно через день приходят Прокопенки и приносят с собой целый пакет сушек,

которые ему быстро надоедают, но лучше они, чем невкусный бутерброд с вонючим сыром и мерзкая склизкая каша, от которых становится тошно уже на вторые сутки его пребывания в больнице. Иногда забегает отец, запыхавшийся после работы, прямо в форме,

перемигивается с Игорем через окошко минут пять и уносится обратно в управление.

И Игорь видит, как тоскливо каждый раз смотрит на него Серёжа, к которому совсем никто не приходит и ничего не приносит, поэтому охотно делится с ним конфетами, которые как бы нельзя,

но дядь Федя всё равно проносит контрабандой, спрятав несколько штук среди насушенных тёть Леной сухарей.

В первый раз на протянутую ладонь с конфетой Серёжа косится настороженно, недоверчиво, будто если он дотронется до манящей обертки,

то пальцы Игоря поймают его, как мышеловка мышь, покусившуюся на бесплатный сыр, но сладость всё же берёт, выхватывая конфету из чужих рук и торопливо запихивая в рот вместе с прилипшими к шоколадной глазури кусочками бумаги, пока никто не отобрал или не сказал, что это шутка.

Тогда Игорь после долгих раздумий (потому что сладкого и самому жутко хочется) всё же отдаёт Серёже и свою конфету, оставляя её поздно ночью на его прикроватной тумбочке, а утром находит на своей кривоватый рисунок птички на тетрадном листе в клеточку,

которыми он поделился так же, как и несколькими цветными карандашами, принесенными Игорю в одной из передачек вместе с книгами.

Вообще, как замечает Игорь, Серёжа в принципе не привередлив в еде, поэтому ест всё и делает это всегда жадно и очень быстро,

воровато поглядывая на него. Так что пусть и без особого удовольствия, но Серёжа ест и тот противный бутерброд, и склизкую кашу, отказываясь только от мерзкого вида запеканки из капусты и фарша, которой пахнет из столовки на весь этаж в дни, когда её готовят.

Из развлечений в больнице совсем ничего нет, и Игорю приходится довольствоваться лишь двумя книгами, прочитанными им уже вдоль и поперек на тридцать раз, да игрой в морской бой, но ровно до тех пор, пока у него не заканчивается бумага в тетрадке по математике.

Заниматься чем-то активным не позволяет ограниченное пространство, а из статичных игр ему разве что остаётся бесконечно соревноваться с Серёжей в камень-ножницы-бумага и крестики-нолики, используя вместо бумаги то свои, то чужие коленки, несмотря на ругань медсестёр.

Но, к его счастью, в один из дней дядя Федя приносит карманные шахматы, и Игорь действительно счастлив. И хоть поначалу ему приходится поддаваться ещё совсем ничего не умеющему Серёже, потом тот всё же заставляет Игоря несколько раз серьезно подумать, прежде чем поставить мат.

Первым выписывают Серёжу, попавшего в больницу на несколько дней раньше, и Игорь дарит ему и шахматы, и карандаши, и все-все оставшиеся у него конфеты, а потом сидит в палате один ещё сутки или двое в тоске и скуке,

потому что без Серёжи всё как-то совсем не так: грустно и тоскливо, а ещё ужасно тихо. И маленький Игорь ловит себя на мысли, что уже скучает по тихому и поначалу даже совсем робкому смеху, скучает по новым рисункам, несмотря на то что старыми у него забита вся тумбочка,

и просто скучает по всему Серёже, а ещё жутко жалеет, что совсем забыл спросить его о том, в каком детском доме тот живёт: Игорь, наверное, мог бы уговорить отца на то, чтобы сходить навестить Серёжу.