Игорь всё так же с улыбкой садится к нему в машину после работы, покупает специально для него дорогое пиво, не жалея зарплаты, ерошит волосы так же,
как бродячему псу у ларька с шавермой, прежде чем уйти в душ, и смеётся, смеётся, смеётся, словно компенсируя своё мрачное и вечно нахмуренное лицо в течение дня.
Будто бы делает вид, что ничего не случилось.
Будто бы с Олегом действительно всё в порядке.
Но Олег чувствует — знает, — что это не так.
И он продолжает ждать.
Он ждёт, когда его снова и снова накрывает паника от запаха разгоряченного солнцем песка и пыли.
Он ждёт, когда у него не получается зайти в метро, потому что там шумно, там люди, слишком много людей —
безликая толпа, чей гомон сливается в сплошной бессвязный поток слов на чужом языке.
Он ждёт, когда прибегает обратно домой без продуктов — лишь с порванным пакетом, на дне которого валяется скомканный чек, — а на все вопросы качает головой, отказываясь что-либо говорить.
А Игорь продолжает улыбаться.
Улыбается, помогает ему надеть растянутые на коленках треники и безразмерный свитер, обнимает, целуя в висок, включает кондиционер и вымораживает квартиру до стучащих от холода зубов, синюшных пальцев на ногах и трезво соображающей головы.
Целует ещё раз, выключает кондиционер, накидывает на него плед и приносит кружку ромашки, пускаясь в странную одностороннюю беседу ни о чем, пока он может лишь слушать, цедя кипяток, разливающийся в груди теплом.
Улыбается и звонит в автосервис, просит поторопиться, заказывает
такси до дома и шутит, шутит, шутит. Глупо. Совсем не смешно. Но он всё равно смеётся чуть ли не до икоты, и ему тут же предлагают воды, обещая, что дома они наедятся блинов с ореховой пастой, чтоб настроение поднялось и слиплось где надо.
Улыбается, достаёт из пакета чек
и снова смеётся, потому что этого им на ужин точно не хватит. Целует трясущиеся руки, просит скачать приложение хорошей доставки на телефон и почти час одновременно мучает и спасает его вопросами о том, какое молоко лучше взять и не хочет ли он на ужин пельмени.
Это сводит Олега с ума.
Заставляет беспокоиться всё больше, злиться всё больше, огрызаться и защищаться всё больше, чаще и яростнее.
Но в ответ он неизменно получает улыбку, однако все более напряжённую, нервную, почти тревожную, застывшую на лице вместе с заламывающимися
от страха бровями и блестящими в нерешительности глазами.
— Нам нужно поговорить, — Игорь просит серьезно, не оставляя шанса отказаться или сбежать. Но Олег и не хочет отказываться, не хочет сбегать — он, наоборот, наконец-то выдыхает с огромным облегчением, словно до этого его
долго и беспрерывно душили.
Игорь усаживает Олега на диван, прячет его ладони в своих, поглаживая покрытые белесыми шрамами костяшки, смотрит на них долго, сосредоточенно и в конце концов коротко целует.
Олег задыхается.
Не надо.
— Не надо, — повторяет он вслух.
Зачем все эти нежности, любовь, забота? Зачем дразниться? Зачем делать ему больнее перед неизбежным?
Игорь непонимающе моргает.
— Не надо, — говорит Олег ещё раз и освобождает свои руки из чужой хватки. — Не нужно всего этого. Просто говори.
«Говори, Игорь», — думает он.
Лучше быстро и резко. Прямо как сорвать пластырь.
Боль будет острой, но лучше так, чем продолжать растягивать её на мучительно долгое время.
Игорь кивает и даже немного отсаживается от него, позволяя вдохнуть спокойнее, но выглядит при этом каким-то потерянным
и даже расстроенным.
«Боится обидеть», — решает Олег, несмотря на то что на обычного прямолинейного Игоря это совсем не похоже.
— Ну? — поторапливает Олег и слегка прокашливается, чтобы избавиться от хрипоты.
— Помнишь, тебе после... — Игорь мешкается, пытаясь подобрать слово, — после твоей последней командировки...
После Сирии.
Олег тяжело сглатывает.
— ...предложили психотерапевта, но ты отказался?
Действительно предложили, и Олег действительно отказался:
не видел необходимости — всё было хорошо.
Он кивает, и напряжение снова сковывает его тело: Игорь должен был говорить вообще не об этом.
— Мне кажется, что тогда всё же стоило согласиться, — Игорь произносит это так мягко, как только может. — Сейчас для этого уже явно
поздновато, — фыркает и даже чуть улыбается, — но я уже созванивался с Серёгой на этот счёт, и он скинул мне пару номеров.
Что?
Виски начинают слегка гудеть, и Олег не совсем понимает, о чем Игорь вообще говорит, а тот всё продолжает:
— Короче, я не хотел как-то давить на тебя: сам через это прошел. Ну, после Юльки, — Игорь на мгновение скорбно кривится. — Димка и Прокопеныч тогда мне на уши прям присели, а мне казалось, что никакой мозгоправ мне нахрен не нужен. Вот я и бегал от них,
пока совсем не прижало. Мрачняк.
Игорь в очередной раз фыркает, пытается сгладить обстановку.
Олег до сих пор молчит.
— Ну да-к вот, — Игорь вздыхает. — Давить не хотел, но делать-то че-то надо. Поэтому Серёге и набрал, чтоб посоветоваться. Извини уж, если зря:
решил, что тебе от него особо скрывать нечего, как мне от Димки, — вздыхает ещё раз и трёт мочку на правом ухе. — Короче, первый приём у тебя послезавтра. Я уже оплатил. Из своих, так что, если откажешься, жалко будет.
— Что? — Олег шепчет, боясь не справиться с голосом.
Шутка какая-то. Игорь ведь не серьезно?
Игорь тем временем поджимает губы и как-то смущённо заламывает пальцы, продолжая объяснять:
— Прием, говорю, послезавтра. У Татьяны Викторовны. Тётка, говорят, отличная. Дело знает. Но если не понравится, то можно ещё поискать. Знаю,
что нельзя было вот так за тебя её выбирать.
— Что? — снова спрашивает Олег, и Игорь, не выдержав, раздражённо вздыхает.
— Да чего ты заладил? Что-что... Хуй блядь через плечо, — устало выдохнув, Игорь горбится и болезненно морщит лоб: жалеет, что сорвался.
— Я не... — Олег сбивается, но все равно смотрит на Игоря серьёзно, — я не понимаю.
— Что ты не понимаешь? — Олег снова замолкает, и Игорь двигается ближе к нему, осторожно касаясь напряжённого плеча. — Ну?
— Я не понимаю, зачем тебе это всё? Я думал... — Олег замолкает.
— Что ты там думал? — Игорь подозрительно щурится.
— Думал, что ты хочешь закончить всё это. Наши отношения.
Игорь моргает и начинает чесать лоб.
— Херню ты какую-то думал. Почему мне вдруг хотеть этого?
Олег в этот момент будто язык проглатывает: как это почему?
Всё же очевидно. Разве нет?
— Потому что тебе не нужно тратить своё время на травмированного во всех смыслах человека.
Игорь моргает ещё раз и понятливо мычит, кивая.
— Вот как, значит. Интересно, чем же я дал повод так думать, — Игорь мрачнеет и затихает,
будто действительно ищет в своем поведении этому причины.
— Ничем. Просто так будет проще.
— Кому проще? — Игорь смеётся, игнорирует его серьезный тон. — Мне, что ли? Неа, я б чокнулся, если бы каждый день гадал, как ты и где ты. Куда мне от тебя такого деться? Я не хочу.
И в этот момент Олега отпускает, а по голове, как молотком, бьёт осознание, что он зря ждал, зря искал подвоха или какой-нибудь подоплёки, потому что Игорь ведь честный, показывающий свои чувства, своё отношение к людям прямо, не скрывая ни злости, ни раздражения,
ни порой откровенного хамства.
Вздохнув, он подаётся вперёд и утыкается лбом Игорю в плечо и ворчит, как пристыженный пёс:
— Кажется, я проебался.
Игорь смеётся — Олег чувствует, как трясется его грудь.
— Проебался и проебался, — пожав плечами, Игорь зарывается пальцами в его волосы и слегка массирует затылок. — Пошли лучше к тёть Лене в гости? Пышек наедимся. Хочешь?
Олег фыркает и прикрывает глаза.
— Хочу.
• • •
Missing some Tweet in this thread? You can try to
force a refresh
Сегодня у меня очередной вопрос к контент-мейкерам: у вас тоже порой возникает ощущение того, что вы пишите/рисуете/etc об одном и том же, что ваши тексты/арты/etc похожи один на другой, что никому не интересно будет в сотый раз читать/смотреть что-то такое?
Иногда смотрю на свои тексты и думаю о том, почему персонажи СНОВА страдают/грустят/проходят через какие-то трудности, почему я не пишу о чем-нибудь ещё. А потом вспоминаю, что мои основные жанры ангст и hurt/comfort.
Я с тем же успехом могла бы писать один сплошной флафф, или детективы, или ещё что-нибудь и задаваться +- теми же вопросами.
Но я пишу то, что МНЕ нравится, то, что МНЕ хочется писать. И если я хочу, чтобы кто-то в сотый раз прошел через какое-то дерьмо и в конце был счастлив,
— Нет, — Олег выглядит уставшим, но его голос всё равно остаётся уверенным.
— Да ты послушай.
— Нет, — повторяет он, не повышая тон, но делая его более жёстким, словно закручивающим и так плотно сидящие
гайки, не оставляющим места никаким компромиссам.
— Ты даже договорить не даёшь, — Игорь ворчливо возмущается и недовольно поджимает губы.
— Мне и не нужно этого делать, потому что мой ответ — нет. И точка. Это слишком опасно, — предпоследнее слово слегка срывается,
подскакивая вверх, однако Олег быстро берет себя в руки, возвращая себе непоколебимый вид: по его мнению, этот спор он уже выиграл, но это не значит, что Игорь собирается сдаться.
— Да не опасно! — Игорь безуспешно пытается заглянуть отвернувшемуся Олегу в глаза (кажется, тот
...а если Серёжа в больнице, когда уже перестает относиться к Игорю настороженно, увидев у него футболку с Чармандером, начинает трындеть про Олега, который его самый-самый лучший друг и вообще вон какой крутой и сколько всего может, а ещё ему нравятся покемоны.
И уже немного уставший от этого бесконечного Олег-Олег-Олег, вылетающего из рта Серёжи, Игорь вздыхает так немного обречённо и говорит:
— Ну хочешь, я ему эту футболку подарю?
Потому что Игорю не жалко, да и на покемонов этих ему как-то все равно,
а футболку ему покупала тёть Лена на рынке за три копейки, потому что, как говорится, хэбэшечка, всё дышит, да и дома надо что-то носить.
Серёжа (вопреки ожиданиям Игоря) не умолкает, а, наоборот, становится совсем уж каким-то беспокойным,
#разгром
Мелкого Игоря (лет десяти) кладут в больничку с каким-нибудь ротавирусом, и он попадает в одну палату с рыжим детдомовским мальчишкой.
Внутрь, конечно, посетителей не пускают, но к Грому всё равно через день приходят Прокопенки и приносят с собой целый пакет сушек,
которые ему быстро надоедают, но лучше они, чем невкусный бутерброд с вонючим сыром и мерзкая склизкая каша, от которых становится тошно уже на вторые сутки его пребывания в больнице. Иногда забегает отец, запыхавшийся после работы, прямо в форме,
перемигивается с Игорем через окошко минут пять и уносится обратно в управление.
И Игорь видит, как тоскливо каждый раз смотрит на него Серёжа, к которому совсем никто не приходит и ничего не приносит, поэтому охотно делится с ним конфетами, которые как бы нельзя,
Blyat' blyat' blyat' мне ТАК нужен этот гетный калигром, что я прям не могу. Может, все же хотя бы попробовать...
В моей голове Валик отлизал Инге во всех возможных и невозможных позах. Приятного всем вечера ❤️✨
у меня лапки я беспомощный хорни котеночек который может только думать о порно но не писать его кошмар ужас я так страдаю от того что не понимаю как эти ваши сексы писать чтобы было красиво