Thread by @SumrakWitch

#артон

— Всё-таки меня тянет на людей опасных профессий. Вот за что мне это?

Антон закатывает глаза и коротко целует Арсения в лоб.

— Уж кто бы говорил.

— Фехтование не так опасно, как гонки! И это не профессия, а хобби.

>>>

Когда-нибудь в другой жизни.

Антон еще раз крепко его обнимает и уже собирается уйти, но Арсений придерживает его за руку, вынуждая посмотреть прямо в глаза.

— Ты чего?..

— Осторожней. Пожалуйста.

И смотрит так, что не знаешь, чего хочется больше:

остаться дома и обнимать его всю ночь, упасть на колени прямо здесь или прижать его к стене и стянуть блядские обтягивающие штаны вниз.

Как жаль, что Антон уже опаздывает. Он кивает со всей возможной серьезностью и на всякий случай добавляет:

— Обязательно.

Арсений, кажется, хочет сказать что-то еще, но всё-таки молча отпускает его руку. Дверь закрывается, и Антон уходит, отгоняя прочь все ненужные мысли.

Надо смириться с тем, что за него всегда будут переживать. К сожалению, оставить любимое дело ради любимого человека он не готов

— и Арсений, как бы ни волновался, никогда этого и не требовал.

///

Надо было остановить.

Арсений ходит кругами по квартире, не выпуская из рук телефона. У него вообще-то сегодня планировалось занятие по фехтованию,

но с полностью отсутствующей концентрацией там делать нечего — пришлось отпрашиваться.

В какой-то момент он не выдерживает и пишет: "Как дела?" На что Антон предсказуемо не отвечает — наверняка уже в машине.

Как назло, сегодня гонка вечерняя, так что домой он вернется в лучшем случае часа в два ночи, а Арсения уже рубит спать, но нет, хрена с два он ляжет, когда предчувствие так и колотит изнутри.

Он заставляет себя сесть в кресло и упирается лбом в сложенные руки.

Старательно дышит, медленные вдохи сменяют такие же медленные выдохи.

Его первые отношения были с девушкой-мчсницей. Арсению тогда было девятнадцать — молодой и глупый, облизывался на девчонку в форме и не осознавал, что эта форма на самом деле значит.

А значила она, что в один из дней Алена не вернулась с вызова. Арсений помнит, как сильно плевать ему было, что она спасла жизнь человеку ценой своей — главное ведь, что ее больше нет.

После той истории он долго не мог даже думать о новых отношениях.

Но потом познакомился с Сережей. Журналист — казалось бы, не страшно, вот только он всегда лез на рожон, чтобы заполучить лучший материал самым первым.

В какой-то момент Арсения словно перемкнуло: а вдруг это шанс теперь всё исправить? Уговорить партнера быть осторожнее и,

может быть, спасти ему жизнь?

После очередного раза, когда Сереже досталось на вылазке особенно сильно, Арсений понял, что больше так не может. Он просто сойдет с ума, если не прекратит эти отношения.

С тех пор он зарекся встречаться с людьми опасных профессий и всегда уточнял

при знакомстве, чем занимается потенциальный партнер, чтобы ни в коем случае не оказаться в подобной ситуации снова.

Кто же знал, что Антон постесняется говорить, что он гонщик, и почти месяц будет прикидываться механиком?

Когда он всё-таки решился признаться, было уже поздно — оба были слишком друг в друге.

Пришлось объяснять, почему Арсений закатил истерику. Зато Антон, выслушав сквозь крики и всхлипы все подробности, за руку притащил его к психологу, а потом часами рассказывал об устройстве

гоночной машины и о деталях управления ею.

И сейчас, с его помощью, Арсений, кажется, научился переживать меньше.

Но сегодня как будто накрыло. Как всегда накрывало перед особенно опасными вылазками Сережи, с которых тот возвращался в лучшем случае с разбитым лицом.

— Ответь, ну пожалуйста, Антон, пожалуйста, — бормочет Арсений, пристально глядя в темный экран телефона.

Однако ему отзываются только к полуночи, он успевает задремать прямо так, сидя в кресле. Телефон разрывается трелью, и Арсений едва не падает на пол, пока хватает его

и дрожащими руками принимает вызов, не глядя:

— Алло, Антон?

— Здравствуйте, вы Арсений? Коллеги Антона Шастуна сказали, что мы можем позвонить вам...

Арсению кажется, что его жизнь закончится прямо сейчас.

///

Последнее, чего хотел Антон, это кого-то напугать. Особенно Арсения — с его-то жизненным опытом. Но что поделать? В любой работе бывают косяки, даже в такой, как у него.

Вообще-то Антон никогда не считал, что занимается чем-то опасным. Теперь же приходится признать:

Арсений был прав в своих волнениях.

Авария, честно говоря, была не такой уж серьезной, хоть его и вырубило на несколько часов. Руки-ноги целы, спина, голова — что еще надо? Подумаешь, царапины и легкое сотрясение. Но Антону всё-таки было стыдно, потому что он мог представить,

как сильно Арсений испугался.

Макар еще, мать его за ногу, додумался дать врачам телефон Арсения! Перепугали человека, а Антон мог бы и сам позвонить утром, как пришел в себя.

По итогу, утром Арсений уже сидит у его палаты, наверняка не спал и не ел ничего,

кроме горького больничного кофе. Еще и фехтование своё опять пропустит.

Добрая медсестра ненадолго пускает Арсения к Антону — и, посмотрев тому в лицо, Антон начинает сомневаться, что рад этому.

— Приве-ет, — тянет он с нарочито широкой улыбкой.

Арсений не улыбается. Наоборот — хмурится так сильно, как будто хочет вызвать грозу,

— Я в порядке, — продолжает Антон, не дожидаясь вопроса. — Там это... Накладка вышла. Маленькая.

Арсений всё ещё молчит, сжав зубы.

— Арс, ну че ты начинаешь, — не выдерживает Антон, хотя чувство вины съедает изнутри. Он же обещал, что будет осторожен, а что в итоге? — Всё нормально, подумаешь, пара синяков. Ничего страшного не случилось бы.

Арсений продолжает молчать,

и только теперь до Антона доходит: он же просто закричит на него, а потом заплачет, если сейчас издаст хоть звук.

— Арс, — зовет Антон в десять раз мягче. — Иди сюда, а.

Тот не просто идет — буквально падает рядом на узкую кровать, хочет, кажется, обхватить его рукой,

но не решается и, чтобы не навредить, только утыкается носом куда-то в плечо.

Антону больновато двигаться, но всё-таки он чуть отползает вбок, давая побольше места, и приобнимает Арсения рукой, свободной от капельницы (нахрена ее вообще поставили?).

Они молчат. Антон ожидал заверений, что дома его хорошенько отхлещут шпагой, или тихой просьбы больше так не делать, или слов о том, что дальше это продолжаться не может.. Кажется, именно этого Антон боится больше всего: что Арсений не выдержит и уйдет, как ушел от бывшего парня.

Он ведь ничем не лучше: пообещал быть осторожнее, знал, что дома за него переживают, и всё равно пострадал, пусть и несильно.

Все пять минут, обещанные медсестрой, они лежат молча. И только когда та приоткрывает дверь и в щелку тихо просит закругляться, Арсений проговаривает:

— Ты хоть выиграл?

Это точно не тот вопрос, который Антон ожидал услышать, поэтому он тупо молчит, замирает весь, даже рукой перестает шевелить, хотя до этого легонько гладил Арса по плечу.

— Там же, это... Перенесли всё. А долбача, который меня подрезал, дисквалифицировали.

Арсений мычит что-то невнятно-довольное, вздыхает и поднимается. Смеряет Антона внимательным взглядом, мягко ерошит ему волосы.

— Ладно, выздоравливай.

— И что, ты даже не будешь угрожать отпиздить меня шпагой?

Арсений отнимает ладонь от его волос, чтобы несильно шлепнуть по здоровому плечу.

— Это сабля, Антон, сабля!

Антон смеется с облегчением. У них всё хорошо. И никакая профессия не опасная — так, немного рискованная. Но что есть сама жизнь, если не риск?

Эти философские мысли лучше оставить при себе. Близко знакомиться со шпа... саблей Арсения Антон совершенно не горит желанием.

По крайней мере, не в прямом смысле.

⚔️