в объективе старой камеры петя, курит первую сигарету за день и даже не знает, что его тайком снимают. #хазгром
гром откопал потертую сони неделю назад в одной из тумбочек полуразваленного стола. на карте памяти — его студенчество, ночной питер и, теперь, хазин.
между старых фотографий, будто из прошлой жизни, яркими всплохами мелькает русая макушка. и каждый снимок удивительный, нежно любимый и самый дорогой, в два раза дороже остальных, постепенно удаляемых за ненужностью.
вот петя смеется, кажется через экран слышно его сиплый голос.
вот он спит, поджав игореву подушку под себя и уткнувшись носом. вот хазин в форме, статный и строгий, инструктирует команду на рейд.
десятки фото, о существовании которых главный их герой даже не подозревает.
но этим утром петя впервые смотрит прямо в объектив.
— это что? — удивлено приподнимая бровь, спрашивает парень, туша окурок о крышку от банки.
— моя новая жизнь, — уклончиво отвечает гром.
он не сопротивляется, когда фотик отнимают. петя, задумчиво закусив губу, листает фотки, тыкая на кнопочку иногда невпопад.
— дядь, а хули ты молчал, что у тебя фотки со студенчества остались?
игорь с ответом не нашелся, опуская голову на чужое плечо.
— не ну так не честно, — петя долистал до самого конца, и пихнув грома, заставил его подняться, — ну ка улыбнись.
гром смотрит в камеру, развернутую
к ним объективом и, обнимая петю, прижимается губами к щеке.
на фотке они смазанные, но безумно счастливые, петя еще минуту смотрит в поцарапаный экран, гладя его кончиками пальцев, и улыбается.
игорь под ним разгоряченный, расхристанный в простынях и безумно красивый,
петя еле держится, чтоб не накинуться. но вместо того, чтобы прижаться губами к шее, он тянется к тумбочке за заранее спрятанным фотоаппаратом. игорь нетерпеливо ерзает с боку, ладонью оглаживая чужой бок, и замирает, увидев камеру в чужих руках.
— давай малыш, попозируй мне, —
шепчет хазин, возвышаясь на коленях перед громом. и игорь позирует, лукаво улыбается, принимая правила игры. красиво исгибает спину, раздвигает колени шире, будто течная кошка. петино лицо не видно за камерой, в тишине спальни только щелчки затвора и шелест ткани, но вот хазин
откидывает уже ненужную сони и, остервенело содрав с себя футболку, наклоняется над игорем, целует глубоко и мокро, лижет под ухом и рычит.
на старом фотике так и останутся размытые фотографии игоря грома, возбужденого до придела. такие фотки петя никому никогда не покажет, они
только его, каждый пиксель, каждый байт информации на потертой sd-карте.
я пытаюсь....
• • •
Missing some Tweet in this thread? You can try to
force a refresh
бугульма чернела в дешёвом бокале, разбавленная пепси из магазина у падика. игорь курил третью подряд, вбивая бычки прямо в столешницу, и ни о чем не думал. в голове было так пусто и тихо. за окном разлилась серым пятном белая ночь.
ничего не хотелось, было так спокойно и хорошо, как никогда с тех пор, как отец погиб. будто из груди вытащили эту разрощенную скорбную опухоль, но вместе с ней случайно за жилы потянули сердце и душу, оставляя грома ни с чем.
первая осознанная, прорваная через плотину апатии,
мысль удивила. всплыла размытая картинка золотистых волос на фоне финского залива. они искрились в луче блеклого света и постоянно трепались злым морским ветром, опадая на коньячные глаза. ох, глаза...
злые, хитрые, нежные, заинтересованные и такие глубокие, что замирает дыхание,