Thread by @nebezkota

Что-то на вечные темы
***
Дима Дубин был, конечно, хороший человек, перспективная личинка мента и надëжный друг. Тем не менее Дима Дубин был также душнилой и занозой в самом мягком месте — ну что ему стоило не обратить внимания на те допущенные впопыхах ошибки в протоколе?

В целом, конечно, Диму следовало поощрить, ошибки — вещь скверная. Но и заставить его страдать примерно так же, как страдал Игорь, извиваясь, словно угорь, которого жарили живьëм, когда он объяснял Прокопенко, что в документах лажа... заставить его страдать очень хотелось.

К тем самым Прокопенко Игорь его и позвал, имея в душе коварнейший план. Всякий, у кого есть родственники или друзья с дачами, знает этот вид августовских пыток, имя ему — кабачки.
Лично Игоря они достали так, что лучше бы в жопу их запихивали, чем заставляли нести домой и жрать.

Вероятная новая порция плодов земных должна была стать бедой Димы. Муахаха.

Тётя Лена, разумеется, помнила о своих богатствах, хранимых в большом деревянном ящике, и после ужина спросила:
— Дима, вы возьмëте кабачки? Есть зелëные. Есть цуккини.
Димой, как любым нормальным

юношей двадцати с небольшим лет, должен был овладеть хтонический ужас, но вместо поспешного отказа он... радостно согласился!
— Ой, правда можно? Спасибо! Жесть как люблю кабачки, реально универсальный продукт, можно оладьи пожарить, можно потушить с копчëными колбасками!

— В муке обжарить, — отбила мяч тëтя Лена.
— Сделать рагу.
— В супчик куриный покрошить.
— Варенье сварить с апельсином. И ещё коньячку немного для вкуса капнуть. И потом в пирог...
Игорь подумал, что у дяди Феди сейчас уведут жену, и Дима станет ему этаким отчимом в законе.

Ещё и месть не удалась.
Впридачу к кабачкам Диме выдали морковки, жëлтых помидоров и целый веник свежей зелени. Дали бы, наверное, и картохи молодой, но уже некуда было.
Дима выглядел очень счастливым, но тащил свои овощи с явным трудом. Сам-то, блин, не сильно больше кабачка!

Пришлось ещё и провожать его до дома, отгоняя навязчивое видение варенья (пусть из кабачков, но с апельсинами же, и с коньяком).
— Зайти не предлагаю, — предупредил Дима и, прежде чем Игорь успел обидеться, честно объяснил: — Мама... болеет. Лежит. Ей будет не очень комфортно —

и тебе, наверное, тоже.
Перехватил поудобнее пакеты и был таков.

То, что проклятые цуккини и прочие дары Прокопенко Дима будет есть две недели не от любви к искусству и овощам, а от тотальной нехватки денег, Игорь догадался только через некоторое время, и то по обмолвкам.

Дима и не думал жаловаться, более того, после зарплаты принёс на работу банку анонсированного варенья (чертовски вкусного) и улыбался на вид совершенно беззаботно.

— Мама-то что, — неловко спросил как-то Игорь. Слово это было совсем непривычно ему и вязало рот, как хурма.

— Поправится, — с глубокой уверенностью ответил Дима. — Ей лучше намного. Непременно встанет.
Не было причин не разделять его веру — лучше же про свою маму знает, да? Только потом Игорь узнал, что лежит она уже третий год, димин отец ушёл с работы, чтобы дать детям доучиться,

и какими правдами, неправдами и чудесами выживает эта семья, знает только тот, кто такое сам проходил.

Игорь с детства питал слабость к героям. Сперва, по возрасту, к тем, что бряцали мечами и стреляли из лазерных пушек. Потом концепцию героизма он пересмотрел, чтобы

включить в неё разное и разных.
Диму вот, чьи синяки под глазами происходили не от весëлых вечеринок, полагающихся по возрасту, и чьë знакомство с разнообразной бюрократией и занудное буквоедство тоже не из университетских лекций росли.
Помочь ему было сложно.

Потому, что Игорь так себе умел помогать, а Дима и вовсе считал, что ни в какой помощи не нуждается.

Оставалось прикармливать, приглядывать, помогать замотанному до состояния полутени Дубину-старшему с прогулками и всякими передвижениями больной. Димина матушка была совершенно

интеллектуально сохранна, хотя сама даже ложки до рта не доносила.
Возможно, в таком состоянии что-то было заметно ей больше.
— Сделай так, чтобы Дима не очень переживал, когда я наконец-то помру, — сказала она, с преподавательским ехидством щуря глаза.

— Лучше встаньте на ноги и отлупите меня веником, если буду приставать к нему, — ответил Игорь, искусственно улыбаясь во всю пасть и, скорее всего, краснея.
Он жестоко пожалел о шуточке, потому что стены в квартире были картонные, и Дима слышал.
— Ещё и это я точно не вывезу, —

заметил он, спокойно и ясно глядя в глаза. — Если ты предполагаешь какую-то романтику, её не будет.
— Это слово я последний раз употребил в сочинении на экзамене. Гëте попался. Больно надо, — ответил Игорь. — Забудь. Друзья мы или где? Могу картохи принести пару кило.

Так и шло. В игоревой зоне ответственности много кто обретался, от соседки Федотовны до чумного недодоктора Лëшки Макарова, и расширение никак ей не повредило и ничего особенного не поменяло. Жить сам для себя Игорь попросту не умел, а прошлой зимой и вовсе расхотел.

Питать некоторые безответные чувства было в каком-то роде привычнее и проще.

Так бы, может, долго болтались, колотясь о безнадëжную бюрократическую машину родной медицины, выдирая какие-то жалкие подачки вроде памперсов и лекарств, которых всё равно не хватало,

и не умея помочь нормально, если бы на какой-то пьянке Игорь не излил душу своему старому приятелю, а тот, в свою очередь, не разболтал всё своему муженьку-миллионеру (с Серёжей Игорь состоял в отношениях нежной конфронтации: оба друг друга бесили, но и крайне симпатизировали).

Разумовский криво не ходил, благотворительность признавал только потоковую, чтобы не делать из себя перст судьбы, спасающей одного из многих, а потому вскоре случился новый фонд, отправляющий таких больных, как димина мама, лечиться за границу. Узнав о том, что в

другой стране такое лечат даже не то чтобы с трудом, а просто за деньги и за несколько месяцев, Дима как-то по-взрослому, без задора надрался водки и плакал полчаса, на все попытки утешить метко отмахиваясь небольшими острыми кулаками.

Теперь, — хотелось сказать, — теперь всё хорошо будет, ну, всяко лучше, чем прежде.
Теперь, — хотелось сказать, — буду я опять ненужный, как стухший в холодильнике дачный кабачок, с которым бог его знает, что делать и как изображать рагу.
Да так ли важно, если одна

маленькая семья одного конкретного маленького Димы теперь счастливее во сто крат?
Игорь потихоньку избавлял их от своего присутствия, что самому ему казалось обременительным и ненужным, и отвлечëнно наблюдал, как пустеет окружающий мир.
Прошёл почти год, стажëр давно не был

стажëром, а на дворе снова стоял август, и Прокопенко, раздающие свежий урожай, зазвали обоих в гости, заодно и громкое закрытое дело отметить.
Дима улыбался, рассказывал какую-то несусветную ересь (стейк из капусты? Кто вообще ПРИДУМАЛ такое извращение?) и снова согласился

усыновить парочку кабачков.
Игорь, будучи джентльменом и хорошим мальчиком, снова помог их донести.
— Завтра приходи, — сказал Дима, стоя у парадного. — Ингредиенты тебе понятны, а что сделаю — сюрприз. А то, понимаешь ли, маме обещал, что будет кого веником гонять, а сам-то!

Игорь был близок к тому, чтобы восторженно пискнуть.
И благословить все в мире кабачки.

Ну очень условно допустим, что #дубогром