В штаб-квартире Ми-6 ненавязчиво играет приятная музыка и не стихает оживлённый гул голосов. Праздничный обед почти подходит к концу. Жаркое съедено, вино выпито, а главная история вечера — о приключениях Шерлока и Уильяма в Нью-Йорке — рассказана.
Гости заняты кто чем: Бонд что-то рисует на салфетке для Хадсон, Билли травит Паттерсону американские анекдоты, а Фон Гердер увлечённо объясняет Джону устройство граммофона. Уильям перебрался в конец другого стола, где о чём-то тихонько мурлыкает с Шерлоком и Льюисом.
Джек и Манипенни уже начали прибирать со стола, а Фред охотно им в этом помогает. Рук на уборку надо много, и ещё бы: у Альберта с Мораном намечалась очередная алкодуэль, которая как-то заглохла, но пустых бутылок от неё осталось немало.
Альберт до сих пор потягивает вино. Моран зевает. Майкрофт молчит.
Будет ли как раньше? Спустя все эти годы, все эти события, через мельницу которых их пропустило, не оставив целыми. Сделав совсем другими.
Кажутся ли блажью их долгие вечера вместе, жаркие ночи вместе, мягкие рассветы вместе? Они молчат потому, что всё уже сказано? Или потому, что нечего друг другу сказать? Какой бы ни была причина, Альберту она осточертела.
Не для того он три года света белого не видел, чтобы сейчас, вновь оказавшись на расстоянии вытянутой руки от них обоих — Майкрофта и Морана — ничего не делать. Терять драгоценные секунды.
Не хотят говорить? Не надо. Альберт знает способ хорошо провести время без слов. Эти двое тоже его знают, нужно лишь им напомнить. Альберт аккуратно поддевает носком одной туфли пятку другой. Усилие — и ступня его выскальзывает из туфли, свободная. Тянется вперёд.
Оглаживает чужое колено, будто предупреждая. Но не спрашивая разрешения, нет — оно у Альберта уже есть. Терпкое мускатное вино отлично дополняет зрелище за столом напротив него. Нет, Майкрофта таким не смутить. Лицо его неподвижно.
Но именно это и приносит наслаждение: видеть его таким снаружи, но знать, как внутри он горит, когда там, под белой скатертью, творится такое. Когда пальцы ноги Альберта упираются в его промежность, гладят, давят и дразнят через костюмную ткань дорогих брюк.
Альберт едва сдерживает нахальную улыбку. Рано, слишком рано. Расслабленно он откидывается на спинку мягкого стула. На идеальном лице Майкрофта выступает испарина, и… Альберту чудится, или идеально зализанные волосы директора Холмса так растрепались всего за пару минут? Ха…
Но не одному Майкрофту страдать. Взяв бокал в левую руку, правой Альберт по-хозяйски скользит вниз — точно на крепкое бедро полковника Морана. И, прежде чем тот вздумает вякнуть что-нибудь глупое, сжимает со всей силы.
Полковник, сдавленно кашлянув, выпрямляется, но более ни звука не издаёт. Альберт же видит, как подрагивает его кадык, сдерживая… что же? Вздох? Стон? Грязное ругательство? Ах, полковник… он всё ещё вас знает, сколько бы времени ни минуло!
Альберт знает вас всего. Правая рука его двигается по бедру полковника вверх безо всякого стыда. К чему церемонии? За этой частью стола лишь они, никто не увидит. Пригубив остатки вина, Альберт наблюдает, как Моран с Майкрофтом обмениваются взглядами.
В них всё: понимание, предложение, охотничий азарт. Слова им и правда больше ни к чему. Все комнаты наверху сейчас свободны, а две пары острых глаз, окончив свой диалог, теперь скользят по Альберту, минуя одежду, будто её там уже и нет.
Торопят события? Пускай: они втроём ждали слишком долго. Альберт облизывает алые от вина губы и ставит пустой бокал на стол. Трапеза окончена, но вечер только начинается...
P. S. Я честно не знаю, дотянулся бы Альберт ножкой до писи мистера Холмса под всем этим столом или нет, но давайте поверим в короткий стол и длинные альбертовы ножжжжки ;)
Думаю, мало кто возразит, что у этих двоих вайбы разведёнок, но что это значит?
Двое людей знают друг друга как облупленных, собачатся (особенно в быту), но при этом всерьёз друг на друга не злятся, что указывает на то, что в прошлом они разделяли и приятные моменты.
— В прошлый раз, когда ты так говорил, тебя чуть не застрелили, — беспечно щебечет Билли. — Осторожнее, иначе Уильяму придётся снова пролить чужую кровь.
— Не неси бред, Лиам не… — Шерлок оборачивается, чтобы найти в лице Мориарти подтверждение своих слов, но замирает как вкопанный. Уильям полулежит за столом, подложив руки под бледную щёку. Единственный открытый глаз смотрит на Шерлока, не мигая.
На лице — бесстыдная и уверенная ухмылка, какая бывает у котов, уже мысленно приговоривших ветчину на хозяйском столе.
— Лиам, ты же…
Уильям улыбается и молчит. Неподвижен, но не сводит взгляда с Шерлока.
Альберт вынырнул из стены ливня под козырёк, прижимая к себе скомканное пальто. Сейчас этот комок был самым важным на свете, важнее даже того, что Альберт вымок насквозь. Он всегда хотел позаботиться о тех людях, на которых знать глядела как на животных.
Но это не значит, что животные чем-то хуже и не заслуживают заботы. Тем не менее истошный писк под своими окнами Альберт слушал достаточно долго, пока не понял, что на жалобный звук никто не придёт.
Но даже выйдя на улицу и найдя на обочине у почтового ящика вялый комочек шерсти, Альберт подождал. Он не хотел спугнуть мать-кошку, если та вдруг вернётся. Но матери не было видно, а малыш всё полз, как мог, в её поисках. Абсолютно один.
Новый пунктик в копилку раздражающих комментов на фанфики: отвлеченные отзывы ни о чём. «О, это классное аниме», «Фандом не оч», «Блин, фикбук глючит» или «Не люблю баклажаны»
Я понимаю, что комменты — открытая территория, где нельзя запретить писать что-то отличное от оценки прочитанной работы, но непонимание социального контекста указывает на незрелость человека.
Я даже на «Приольный фик» и «Фик говно» уже согласна, лишь бы не эта хрень.
Желаю тем, кто пишет такие комменты, создать когда-нибудь для себя что-то важное, вложив душу и труд, а вместо оценки, похвалы или конструктивной критики, услышать «Не люблю баклажаны» 🤡
— Просыпайтесь, полковник, нам пора на утреннюю молитву, — одна из девушек чмокнула Себастьяна Морана в небритую щёку, а вторая сбросила со всех троих одеяло.
Нехотя зевнув, Моран усмехнулся:
— После такой ночки — и в церковь?
—Ну, ты вот любишь нас телом, а Бог — душою и сердцем. И это взаимно, — пожала узкими плечами одна из собеседниц.Моран ничего не ответил и позволил себе полежать какое-то время, глядя в облупившийся потолок.
Комнату своих ночных подруг ему пришлось покинуть раньше желаемого, а дел сегодня как назло не предвиделось. Накинув на плечи плащ, полковник неспешно зашагал по тихим улочкам. Утренний Дарем совсем не походил на Лондон: