#громовалендим
когда я пишу — я не думаю.
***
Купив в киоске стакан кофе, Дима попытался успокоиться. Каминаутнулся, да? Решил, что будет понят, наивный. Это, наверное, только у Вали мама уникальная. Или димина — права? Может, это правда блядство.
И сам он — просто грёбаный извращенец. Все втроём они. Может, только Валя нормальный… был нормальный, а теперь не очень? Но почему это неправильно, если всем нравится и всех устраивает?
Он загнался впервые за очень долгое время и даже пожалел, что вечер не перекроить,
и приехать к Игорю уже обещано.
В квартире было тепло, пахло кофе, Мухтар полез лизаться, Валя радостно поприветствовал с дивана, где разлёгся с телефоном, устроив на подлокотнике ноги в вязаных носках с черепушками.
— Что-то ты невесел, — заметил Игорь, целуя Диму в макушку. — Что-то совсем. Никак с семейством пособачился?
— Я дурак, — вышло мрачно и глупо. — Проболтался. Случайно. Что-то там про Валю и дальше слово за слово. Ну и послушал о себе по полной программе.
— Тебя трогать и утешать или дать в угол забиться?
— В угол, — с облегчением ответил Дима. — В самый дальний. Я чуть-чуть… мне отойти надо.
Игорь всегда знал, а если не знал, то догадывался, как с ним обойтись лучше, это сбоило только в жутковатое время после больницы, когда он
с трудом осознавал себя в границах мира.
Дима ушёл на кухню, сел на пол, обнимая за шею подошедшего Мухтара, и глазел в стену, смутно жалея о том, что давно разучился плакать — сейчас бы вот, как раньше, пореветь. Но слёзы закончились в пятнадцатом году.
Машинально почёсывая псу шею, он думал о том, что менять что-то бессмысленно, бесполезно, невозможно. Как в своё время он не смог бы сделать выбор между Игорем и Юлей, так же не смог бы сделать его сейчас, отказаться от кого угодно, как по отдельности, так и вместе. Не смог бы
и не захотел бы, они были нужны ему оба, каждый по-своему и все одинаково.
Душу резало, скорее, то, что мама, некогда бывшая самым близким ему человеком, даже не задумалась, даже не попыталась понять.
Дима посидел ещё, пока Мухтар не начал совсем уж активно утешать его,
пытаясь залить слюнями, коротко засмеялся и поднялся на ноги.
За время его отсутствия в комнате Игорь потеснил Валю на диване, и они валялись там вдвоём, что-то рассматривая на экране мобильника и негромко переговариваясь.
Это была самая домашняя картина в мире, греющая димино сердце, и он бы не променял её ни на какую иную.
— А я уже не помещусь?
— Всегда и куда угодно, — очень серьёзно сказал Валя. — Либо забирайся сверху, либо мы просто разложим диван.
Вместо ответа Дима действительно забрался сверху, был немедленно обнят, поцелован и поглажен. Поёрзав, он даже влез между ними — боком, зато в тепло.
— Разложить диван было бы проще, — пропыхтел Игорь, пытаясь, видимо, не свалиться на пол.
— Так уютнее, — возразил Дима, не шевеля даже пальцем на всякий случай.— Вы тут весь день тусите, а у меня дефицит обнимашек.
— Валь.
Пока Дима соображал, что имелось в виду, Валя понятливо кивнул, сцапал за ноги, Игорь — за руки, и они торжественно понесли его в сторону кровати.
Дурно и бессмысленно царапнула ревность: как и когда они успели так хорошо научиться без слов договариваться, без совместной работы, а так?
Вдруг горько подумалось, что он — всего лишь связующее звено, а так, может, и вдвоём хорошо бы им было.
Славно же смотрятся, высокие и красивые, и так бы сошлись, наверное…
— Дим, — встревоженно спросил Валя, — да что с тобой?
— Я просто устал. Ничего.
— Значит, точно дефицит обнимашек.
Не выспавшийся за неделю и рано вставший сегодня, Дима задремал, сквозь сон почувствовал, как
снимают очки и кладут сверху плед, а сами уходят. Ну да, правильно, зачем лежать или сидеть рядом с бесполезной сонной тушкой, они могут провести время гораздо интереснее, какого-нибудь Мирчу Элиаде обсудить, на которого никогда не найдётся времени прочитать…
обида сидела занозой — на себя, на них, на весь мир.
Поэтому снилась, конечно, лажа.
Снилось, что ни с Игорем, ни с Юлей он не поговорил, и так и жил, безнадёжно влюблённый в лучшего друга, постыдно залипающий на его девушку, одинокий и никому не нужный.
Всё, что было, искажённое, как в кривом зеркале, оказалось тёмным и пустым. И только раз, уже отчаявшись, он сказал Игорю всё — и получил в ответ тихое «слишком поздно». И снова смотрел на него с другой — прекрасной настолько, что не обидно, только больно.
И ничего не вышло с Валей — некому было их смодерировать, пояснить что-то, а сам он всегда был слишком самодостаточным и слишком усталым, чтобы пояснять подробности своей работы, и очередная ссора про отсутствующее свободное время стала для их отношений фатальной.
Даже знакомое смешное «Капитан Дубин» он услышал, произнесённое ядовито-иронически. «Тебе твоя работа настолько важнее всего, что в оставшееся место в жизни и кошка не уместится. Никто не уместится, включая тебя самого».
И было так — работа и много тоски.
И было так — много желания любить, но ни умения, ни везения, лишь пустота, а потом, закономерно на обещанную перемену погоды, раскалённым железом обожгло спину, и снег, залитый собственной кровью, показался таким тёплым,
и Дима весь становился снегом, красным, мягким, и не оставалось в мире ничего, одна боль.
И жить так ещё, наверное, надлежало ещё долго.
Как не взвыть.
— Димка, ш-ш-ш, просыпайся. Всё хорошо, ш-ш-ш, а вот таблетку надо.
После долгих переборов Игорь когда-то нашёл это положение для него — на руках, больной участок спины висит в воздухе, ни на что не опираясь, и нога не так ноет.
Оставался с ним почти постоянно, пока Дима не уверил, что легче, что он сможет сам, не дёргая его еженощно (и мог, и даже где-то научился предсказывать, но иногда случалось внезапно и само, поэтому, ночуя один, он держал таблетки очень, очень близко).
— Вот, ну-ка, пей. Просыпайся, что-то тебе совсем гадкое сегодня привиделось. Поставь стакан, Валь, иди скорей сюда.
Ему как-то ловко и верно удавалось вписаться в эту позицию, прислоняясь одновременно к плечу Игоря и к диминой голове, обнимая и легко поглаживая.
Спину отпустило, ушла сонная одурь, и голове стало полегче, и всё так же держали вдвоём.
— Мне снилось, что меня все бросили, — сказал Дима. Хотел шутливо, получилось до омерзения жалобно.
— Сплошное враньё, а не сон. Не дождëшься. Между прочим, пока ты спал, Валька пирог соорудил, такой сладкий, что только ты и съешь.
— Муха ещё покушался, — возразил Валя, — но кто ему даст. Отставить загоны, капитан Дубин. Вас тут любят. Это не спасёт мир, но зато чистая правда.
— Мир не спасёт ничего, — мрачно проворчал Игорь. — Я в детстве прочитал, что через пять миллиардов лет солнце закончится. Ревел.
— Возможно, через пять миллиардов лет мы с этим как-нибудь справимся, — Дима усмехнулся, сполз с рук и лёг пластом. Боль уходила, как вода из ванной,
оставляя только воспоминания — мыльной пеной, которой тоже скоро не станет.
Валя удалился на кухню, грациозно переступая длинными ногами в вязаных носках с черепушками. Судя по звуку, набрал воды в чайник и включил его.
В квартире действительно пахло выпечкой, а за окном ещё не наступил толком вечер. Значит, всё можно исправить, включая отвратительно начавшийся день. Загоняться перехотелось, поэтому Дима нашарил на тумбочке очки, водрузил на нос и торжественно провозгласил:
— Тогда план-минимум — поесть пирога, пока солнце не закончился и наслаждаться жизнью.
— Я же говорю: из нас троих ты самый умный, — хмыкнул Игорь.
Мухтар уязвлëнно гавкнул: он-то отродясь был самым хорошим мальчиком!
Дима сел на край кровати и пожал протянутую пëсью лапу.
• • •
Missing some Tweet in this thread? You can try to
force a refresh
#калейдоскоп_громверс
Дядя Федя, Мёрдок, вселенная Угря, зубная паста.
***
Мëрдок думал, что он окончательно рехнулся. Найти Кирка в этом безумном мире было необходимо, но... невозможно.
Он нашёл временное пристанище в каком-то заброшенном доме, где, однако, были свет и вода,
и каждое утро выходил на поиски.
— Вам не встречался здесь... — он пробовал описать Кирка и ничего не получалось, Мëрдок не знал, какое он животное!
Звериную форму самого МакАлистера один проползающий мимо угорь определил как «ебоба». Мëрдок обиделся и откусил мерзавцу голову.
Наутро всё тот же угорь всё так же проползал мимо, ещё и поздоровался вежливо: «Здорово, ебоба!».
Смерти, видать, искал!
Никто, никто не мог помочь Мëрдоку, ни лупоглазая сардина, ни вооружëнный пистолетом змей, ни пантера в спортивном лифаке!
«или просто запахло болотом»... #валендим
хоррор
***
Как будто и воздух промок — повсюду капли, над болотом туман, небо падает в мох, вперемешку бусинами рассыпается вода и брусника.
Тихо, очень тихо, осклизлые ветки под ногами ломаются не с треском, а с хлюпаньем.
На дне диминой корзинки, потемневшей от ягодного сока, едва ли десяток брусничин перекатывается.
Невидимое за тучами солнце садится, пора искать дорогу... или не пора?..
Человек выступает из леса внезапно, ни единой ветки не шелохнув, даже капли не срываются с еловых иголок.
Холодно, а он в одной майке и в драных джинсах. Городской, наверное. Позëр. По жилистым рукам до плеч бегут затейливые узоры татуировки.
— Заблудился?
— Да это ты, видать, заблудился, — насмешливо говорит Дима. — Ну кто в таком виде в лес ходит? Фотосессию, что ли, снимали?
#калейдоскоп_громверс
Кирк, Дима, кофешоп ау и предательство.
Пейринг 😈
*
Когда их ставят в смену вдвоём, только ленивый не спрашивает: вы братья, да?
Как будто достаточно иметь один цвет волос и схожее сложение, чтоб быть братьями!
Дима приехал в колледж Гарда Шихана по обмену.
Кирк там, собственно, учится — вот уже третий год.
Денег нет ни у занудного русского, ни у мрачного ирландца, хорошее пиво любят оба, выход один — подрабатывать по вечерам, и почему бы, допустим, не в кофейне у Молли Фланаган, где нет опции «добавить в кофе алкоголь»,
только опция «убрать из кофе алкоголь».
У Димы отвратительно правильный английский, его принимают за томми, невесть откуда попавшего в Дублин, и Кирк по доброте душевной пытается обучить зануду говорить нормально. Ему, может, самому неприятно слышать, как этот русский
#раздубин для @SantiLanna ❤
***
Осень в разгаре, и холодный ветер гоняет по улицам жухлую коричневую листву. Никак не остановиться, не перестать накручивать по городу круги, от Апрашки до Пряжки, от Голодая до Смольного, от Манежной до Большого Дома, сплошные говорящие маршруты.
Окончательно забегавшись, Дима расстилает пакет на спуске к воде, смотрит, как ржавые мелкие волны в канале Грибоедова гоняют листья.
Чиркает в скетчбуке, скорее, машинально: кто-то бы курил, а он вот рисует.
Коварный, взбухший от дождей канал дотягивается до кроссовки.
— Твою мать, — говорит каналу Дима.
— Мать петербургских рек — это Лета, — вдруг доносится сверху.
— Вот её, — сумрачно соглашается Дима. — Ахероном, Коцитом и далее по списку через все круги.
Неведомый знаток мифологии замотан фиолетовым шарфом по уши, только рыжая макушка
#разгром
*
Серёжа вырос в детдоме. Долгое время там было доступно одно средство гигиены — мыло; в нулевых стало чуть легче, и на всех закупали не только его, но и шампунь «Кря-кря». Старшим мальчикам полагалась ещё пена для бритья, а прочие средства гигиены считались излишеством.
В студенчестве перед Серëжей открылся дивный новый мир. Сперва он презирал цветные баночки и бутылочки, но почти случайно снова и снова чем-то обзаводился: то гель слишком вкусно пах, то флакон шампуня казался красивым, то с этикетки лосьона смотрела Венера...
В общем, втянулся и привык разбираться.
Серёжа был миллиардер, звезда и признанный гений, и в ванной комнате у него стояло несколько десятков самых разнообразных моющих средств, а также кремы, маски, блëстки и всё прочее, помогающее создать хорошее настроение и заодно
Раз у нас сегодня #небинарбл, то я запощу второй кусок истории про Дин(м)очку.
***
Дядя Костя и вправду не только тренер, но и мент. Это, наверное, круто. В конце концов, Дина тоже в полиции служить хочет, раздумывая, в следаки пойдёт, в опера или ещё куда-нибудь.
Дядя Костя мент, и он погибает при исполнении.
Размазывая слёзы кулаками, Дина думает, что вырастет и всех бандитов посадит, и тех, что сейчас есть, и тех, что ещё будут, потому что так нельзя! На похоронах толпа народу в форме и без,
очень бледный и будто ставший меньше ростом Игорь стоит плечом к плечу с Олегом.
Что надо делать, Дина понятия не имеет, как и куда выражать соболезнования, не знает, ей просто всех жалко, и особенно невыносимо почему-то смотреть, как собравшиеся