Thread by @nebezkota

— Вова, — говорит Поэт. — Володя, блин. Владимир.
Вова делает вид, что поднимает бровь (шрам мешает, раньше умел).
— Что на тебе за... это?!
— Футболка. Розовая. Мне нравится.
— Ужасно. Она ужасная.
— Снять?
— Это звучит как приглашение к чему-то... — Поэт морщится. — Нет.

https://twitter.com/julia_beili/status/1590418207323852800

Кошьку Вова взял из приюта. Она была домашняя, но её выбросили на улицу. Брошенному зверьку было сложно научиться доверять людям снова, но она смогла (просто немного любви; ладно, много).
Поэта бросили не только люди, он сам себя бросил, так и жил, чувствуя ступнями воды Коцита.

Вова про реки Аида так бы не прочитал, ну куда ему со своим физвосом соваться в дебри классической литературы, но ему читал Поэт.
На память, с выражением.
Давным-давно.
Он ещё пел тогда: глуховато, очень фальшиво, но вдохновенно. Не романсы, а всякую попсу, что играла по радио.

«Белые розы, белые розы».
Убью, говорил, если ты расскажешь, что мне на язык лезет!
Убивай, — отвечал Вова.

Они говорили о Китсе, и Поэт прижимал руку к груди: я боюсь, что как он. Рано. Быстро. Но ни строчки ни напишу.
Ты сам поэма, — отвечал Вова.

А потом была тьма.

Тьма, огонь, кровь.

Вова сам почувствовал, каковы на ощупь реки Аида, как холодны.

В новой жизни у него была Кошька и розовые футболки; ну честное слово, если ты уже умер, зачем стесняться якобы девчачьего цвета? Лера с Томой тоже говорили, что красиво.

Не хватало только...

— Вова, — говорит Поэт, выдëргивая из воспоминаний. — Это китч.
Он красивый невозможно, он курит в окно, сжимая твëрдыми губами сигарету, сердце больше не хрупкий цветок? Не страшно?
Ты боялся смерти, нашëл её, а теперь убиваешь себя снова?

— Это мне нравится, — говорит Вова.

Кошька мурлычет, её тоже всё устраивает.
— Рыжим идёт розовое, — заявляет Поэт неуверенно, — вроде бы так. Или просто тебе. Но это ужасный китч. Не говори, что у тебя есть ещё розовый спортивный костюм.
— Есть, — улыбается Вова. — Показать?
— Да что же опять так пóшло?

— Не пошлое, а прошлое, — Вова подходит ближе. — И оно никуда не ушло. Помнишь? So honey, sing, sing...
— Sing,— эхом подпевает Поэт. Всё так же безнадёжно фальшиво.
Подходит, упирается лбом, сложившись почти пополам, как геодезический метр. Он выше, но ему нравилось (нравится?).

Рука в руке, и так тепло, как не было тысячу тысяч лет, сквозь могильный холод и адское пламя — тепло.
— Ты приручаешь меня.
— Мне не впервой.
— Твоя гадкая футболка идёт тебе.
— Да, я понял. Ты тоже очень красивый.
— Если что-то меня держит здесь, то только ты... Но я уйду.

— Ты всегда уходишь, — говорит Вова. — И всегда возвращаешься назад. Поэтому не страшно.
Поэт чуть вздрагивает. Хрипло смеëтся. Повторяет: was whatever you choose, — и получается верно, каждая нота на месте.
Так, наверное, бывает, когда говорят правду.

Тепло.

А, да, #позалис, конечно