Thread by @nebezkota

История про любовь и слова по идее @Ted_The_Fat; #громопрокопенки, #дубогром, искусство перевода.
***
Дима сам не помнил, откуда это взял, но почему-то был твëрдо уверен, что Игорь сирота, и отец его давно умер.

Именно поэтому, услышав «Надо бы к бате сходить», с полным знанием дела уточнил, на какое кладбище.
Глаза у Игоря сделались большие и круглые.
— Почему на кладбище? На Галерную, домой… живёт он там!
— Блин, извини, — Диме стало невероятно стыдно, — я сам не знаю, почему…

— Забей. Мы с ним, в общем, примерно с такой же частотой видимся. Но надо же всё-таки тебя официально представить.
— Хм, — сказал Дима и никак больше не отреагировал, потому что не знал, как.
Такой редкий зверь, как отец, в его окружении встречался редко.

Они умирали, уходили, как будто не существовали изначально, и даже присутствуя в семье, оставались где-то за гранью восприятия, символические люди.
— Дядя Федя с тëтей Леной, может, зайдут, — добавил Игорь.

Это было бы хорошо, потому что Фëдор Иванович, пусть генерал и большой начальник, казался Диме и понятным, и приятным.

***

— Пап, привет, — Игорь небрежно сбросил ботинки и поволок куда-то объëмистый магазинный пакет. — Продуктов вот купил.
— Опять деньги тратил, — ворчливо ответили ему. — Я что, голодаю?
Дима с любопытством смотрел, каким станет Игорь лет через тридцать.

Константин Гром был небрит, лохмат, но несмотря на это более чем обаятелен, особенно когда улыбнулся одним углом рта. Во втором углу дымилась сигарета.
— Дима, — сказал Игорь, тыкая пальцем куда-то в сторону прихожей. — Встречаемся.

— Бывает, — отцовская реакция не казалась ни положительной, ни отрицательной. — Чай будете?
Ну хоть не погнал ссаными тряпками, и то дело.
Гром-старший ходил с трудом, опираясь на тяжëлую трость, увенчанную собачьей… нет, пожалуй, шакальей головой.

Дима сунулся было помогать с чайником, но на него рявкнули: «Сам!»
— Болит? — спросил Игорь, морщась.
— Пока не помираю. А помру, так квартира тебе останется, не переживай.
— Может, и не переживу.
Чудовищная неловкость, ощутимая, как висящий в воздухе табачный дым,

мешала Диме сидеть спокойно, и приход Прокопенко он воспринял с таким облегчением, что едва не полез обниматься.
— Костя, — строго сказала тëтя Лена, — снова всю квартиру прокурил! Ну обещал же!
Грозный Константин Игоревич вдруг будто уменьшился в размерах и пробубнил:

— Я чуть-чуть. Не подумал.
— Нервничал, — шëпотом объяснил дядя Федя. — Иначе бы вспомнил. Ишь, и полы вымыл, и шмотки грязные где попало не валяются!
Окно открыли, чтобы проветрить, на стол поставили пироги, достали из старого-престарого буфета чашки, и стало будто бы светлее.

Дима слегка расслабился, но всё ещё чувствовал себя несколько лишним.
С другой стороны, с лестницы же не спустили, да?
— Не заходите. Совсем скучный стал?
— Работа, — насупился Игорь. — Сам не знаешь будто.
— Да уж знаю. И чего тебя понесло на эту каторгу!

— Догадайся с трëх раз!
— Потому что Игорëк хотел быть как папа, — мелодично и грустно объяснила тëтя Лена. — А папа хотел, чтобы Игорëк жил как-нибудь получше. Но так как оба — дурачки бессловесные, сказать об этом друг другу они не могут.

«Дурачки бессловесные» уставились на неё так одинаково сердито, что Дима не выдержал и фыркнул.
— На дачу надо ехать, — задумчиво сказал дядя Федя. — Рассада уже такая, что скоро сама нас из дома выгонит. Ты с нами, Кость?
— Что делать? Палкой своей грядки рыхлить?

— Заместо пугала в огород встанешь, как всегда! Чего ерепенишься, пацана, что ли, впечатляешь? Так он вот уже!
— Меня не боится, так и батю, значит, не будет, — проворчал Игорь.
— Зачем меня бояться, если можно не ходить просто! Вас-то, я гляжу, знает уже!

— А к тебе привёл, потому что совсем серьёзно, — ухмыльнулся дядя Федя. — Последнее, так сказать, испытание.
— Я всё ещё здесь, — напомнил Дима. — И слышу. И мне вообще-то не по себе.
Игорь покосился на него тревожно и вопросительно. Его каждый раз вводили в ступор откровенные

разговоры о любых чувствах, и теперь было, пожалуй, понятно, почему.
— Это полезно послушать, Димочка, — ласково заметила тëтя Лена.
Пришлось занять рот пирогом и слушать; к счастью, застольная беседа свернула на дачу, машину, новости из жизни знакомых и другие безопасные темы.

В любом случае Дима ждал, когда семейный визит закончится, и трусливо надеялся, что следующий случится нескоро. Тайно запустив руку под клетчатую клеëнку, он гладил Игоря по колену. Колено дëргалось и нервно плясало, Дима неловко повернулся и уронил чайную ложечку.

Нырнув за ней под стол, он увидел длинные ноги старшего Грома; на левом колене, чуть-чуть похлопывая, лежала дяди-федина ладонь.
Всё же Дима был морально и психологически устойчив, выдержан почти как Штирлиц и хорошо воспитан: не заржал и даже никакого звука не издал,

а поднял ложечку и отнëс в раковину.

— Ну? Насмотрелись? Теперь когда ждать, на новый год, или попозже?
— Ты редко навещаешь папу, Игорëк, а он же любит тебя, — тоном переводчика-синхрониста сказал дядя Федя.
— Мог бы чаще, но дела и всякое; а прихожу — так почти выгоняет!

— Костик, ребëнок тебя тоже любит, но по-людски не скажет, потому что угадай с кого пример берëт! — вздохнула тëтя Лена.
— Я зайду на следующих выходных, — заявил Дима, которому теперь совсем не было страшно, потому что главное он понял. — Окно помыть надо. Уже лет десять как.

— Ты охренел? А я тебя пущу?
— Пап, его если не пустишь, он без мыла влезет туда, где… короче, лучше по-хорошему.
— А тебе надо переводить, что это значит? — лукаво спросила тëтя Лена у Димы.
— Не-а. Я его тоже. Так что, дядя Костя, ждите, пока на дачу не уехали.

— Как у тебя это получается? — ворчал Игорь. — И зачем? И почему?
— Перевод — это хорошо, — пояснил Дима, — но знать язык лучше. И начать его учить никогда не поздно.
— И откуда ты взялся на мою голову, чудовище? Только потому, что тебе вдруг приспичило, я соглашусь,

и приду тоже, вдруг старый хрен на табуретку полезет с ногой своей…
— Я тебя тоже, — повторил Дима. — И ты его. А окно реально жуть какое грязное.
Игорь горячо и воровато схватил его за руку.
Вокруг было очень много любви.