- Ненавижу, когда так, - говорит Олег тихо, будто боясь разбудить. Но если вообще заговорил - значит, понимает, что будить уже некого. - Вроде и терпимо, но не уснуть.
Серёжа прижимается к его здоровому плечу, водит холодными пальцами по горячей коже.
Спрашивает со сна сипло:
- Может, обезбол?
Олег дергает головой: нет.
Он уже объяснял, что больше четырех в день нельзя, а за сегодня - Сережа видел - принял уже пять. И сказал же, что терпимо, значит, не горит огнем, как в первые дни, а ноет равномерно - днём за делами
было бы почти незаметно. Но сейчас ночь, и спать нет возможности, и чем-то осмысленным не заняться, вот и остаётся крутиться, наматывая на себя одеяло, в попытке найти удобное положение и не разбудить ситного друга.
- Давай я тебя поцелую, и всё пройдёт, - бормочет Серёжа.
Глаза у него закрываются сами собой - денёк был дай боже - но он вслепую, как котенок, тычется губами Олегу под ключицу, сползает на грудь, около соска, затем на плечо.
Олег медленно выдыхает, немного расслабляясь, здоровой рукой прижимает Серёжу к себе.
Беззвучно смеётся - под Сережиной щекой глухо клокочет его хриплое дыхание.
Серёжа хочет спросить, но его хватает только на вопросительное мычание. Веки будто клеем намазали, язык лежит во рту куском свинца.
Он чувствует, как Олег тихонько целует его - в лоб, в бровь, в висок - и
шепчет, шевеля дыханием волосы на макушке:
- Ты мой личный сорт обезбола.
Серёжа вроде бы слышит и осознаёт, но ответить уже не может, слишком тесно спеленал его сон.
Олег не шевелится, мерно дышит, и хочется по-детски надеяться, что он сейчас не пошутил.
• • •
Missing some Tweet in this thread? You can try to
force a refresh
Однажды Олег принёс Серёже планшет. Не для рисования: с рисованием они уже пробовали - не задалось; у Серёжи дрожали пальцы, быстро уставали руки, а ассоциации с Фридой Кало подтачивали надежду на полное восстановление. Нынешний девайс был вроде смартфона, только огромный,
размером с нетбук. Остро пах новой техникой.
- Подарил кто-то? - осторожно уточнил Серёжа. Если это социалка расщедрилась, то можно обойтись "спасибом", а если конкретный человек, то Серёжа внесёт его в списочек тех, кого отблагодарит, когда встанет на ноги.
Олег сделал вид,
что не услышал, с преувеличенным шумом расставляя по полкам кухни покупки, но Серёжа настырно повторил вопрос. Дважды.
- В кредит взял, - нехотя признался Олег. - Какая разница уже, ну.
- Сгорел сарай - гори и хата? - скептически буркнул Серёжа.
Разницы, наверное, действительно
Грустно думаю о том, как Серёжа, не выдержав однажды гнёта вины, начинает до Олега докапываться: ты возишься со мной только из-за Марго, да? А если бы она выжила, ты бы так же таскал меня в ванну и менял бельё?
- Нет, смотрел бы, как девчонка одна управляется, - огрызается Олег.
- А если бы мы с ней оба - так? - продолжает въедаться Серёжа. - Ты бы меня в интернат сдал?
Олег притихает, невольно представляя, и тут же рычит злым полушёпотом:
- Ты чего хочешь услышать? Что никого не сдал бы, что вас обоих бы тянул? Или что сестру я люблю, а ты так, лишний?
Серёжа тушуется, упирается взглядом в одеяло, но упрямо бубнит:
- Правду.
- А где я тебе ее возьму, эту правду? - повышает голос Олег. - Откуда мне знать, что я бы мог, а что нет? Ритку не сдал бы ни за что, да, а про тебя - понятия не имею!
Это самое близкое к правде, что Олег
Серёжа рыдает "зачем я тебе сдался, я не могу, я не могу!", потому что устал делать упражнения и лежать куклой тоже устал, это всё невыносимо, не осталось ни сил, ни терпения, и Олег сначала молча сидит рядом, пока рыдания не сменяются всхлипами, потом осторожно гладит по голове.
Серёжа удивлённо притихает, а Олег предлагает: давай сделаем так. Ты сейчас отдохнёшь 15 минут и продолжишь. Ты всё можешь, ты сильный, просто устал. Отдохни. А я приготовлю тебе, что ты хочешь. Всё, что угодно.
У Серёжи лечебная диета, но Олег считает, что сейчас нарушить можно.
Серёжа долго размышляет, хлюпая носом, потом шепчет: хочу картофельную запеканку с фаршем, как в детдоме.
Олег улыбается - получилось! - и Сережа с мученической гримасой тянется к тренажёрам, но Олег мягко его останавливает: сначала отдохни. 15 минут, я заведу будильник.
Дурацкая мысль, но что если Олег, вернувшись, понимает, что Серёжа после его "смерти" начал встречаться с Игорем, и расстаться с обоими у него нет сил, и надо или наживую разрывать отношения (с ним? или с Игорем?), или как-то жить дальше вот так, с двумя нитками, торчащими из
одного сердца, и они с Игорем, не сговариваясь, предлагают это Серёже, и тот соглашается жить дальше, и... не сильно-то меняется его жизнь. Просто та часть, что была "до" Олеговой "смерти" соединятеся с той, что началась "после" - и вот так, из двух половинок, складывается новая.
Зато у Олега и Игоря вместо привычной жизни начинается какой-то постмодернизм. Мыльный пузырь, шар с пенопластовым снегом, картинка из советского Чаяна.
Собирать любимого человека на свидание к любовнику?
Передавать с ним ироничные приветы?
Отчего нет. Такая она - свобода выбора.
Аушка, в которой Олег в детдом попал не один, а с сестрёнкой-альбиноской Ритой. Они всегда были вместе, вдвоем против мира, друг за друга горой, и больше никто им был не нужен. Окончив девятый, Олег поступил
в кулинарный техникум, а получив диплом, отправился в армию. С сестрой условились, что вернётся - и сразу заберёт ее. Жить будут в отцовской квартире, работу Олег найдет.
Пока служил, Рита ("зови меня Марго", - поправляла сестра) успела поступить в художественное училище,
всю стипендию тратила на холсты и краски, писала длинные письма, хвастаясь успехами и жалуясь на дороговизну, и ближе к дембелю Олег сначала намеками, а там и прямым текстом признался: подписал контракт, это всего на год, зато деньги хорошие, на любые краски хватит и ещё
Серёжа себе не готовит, питается в основном едой из доставки: перекладывает из одноразовых лоточков в свои белоснежные фарфоровые тарелки и миски, достает сияющие приборы и ест у компа, как студент во время сессии. Доев, посуду пихает в посудомойку и тут же запускает,
не дожидаясь, пока наберется полная. И уж тем более не пытается сполоснуть тарелку и вилку вручную.
Игорь смотрит на эти чудачества с недоумением, но молча. Серёжа миллиардер, может себе позволить не экономить на воде и электроэнергии. Ну любит с фарфора есть - кто запретит?
Может, ему так вкуснее?
Сам Игорь себя считает ко всему привычным холостяком, он, бывало, и холодный вчерашний суп из стеклянной поллитровой банки хлебал - тетя Лена передала, разогреть негде было, перелить не во что - и уж тем более способен поесть из пластика, не кривясь. Чего