Thread by @Meda_LittleEvil

Tag: #tgcf #hualian #HuaCheng

Хуа Чэн последний раз провел по камню тряпицей белого шелка, убирая с него излишки воска.

Лёгким, привычным движением пробежался кончиками пальцев по твердым мускулам и волосам, лицу, шее и груди, убеждаясь что нигде нет изъяна.

Отошёл на пару шагов. Мягко, быстро.

В нем все ещё горел истинный огонь творца, что только что завершил свою лучшую работу.

Хуа Чэн скользнул взглядом по статуе, придирчиво осматривая каждую деталь.

Кожа каменного изваяния, натертая песком, вулканической пемзой, а затем белым пчелиным воском, казалось мягкой, бархатной на ощупь. Сияющей изнутри.

Глаза за веером густых ресниц, тонких, как иголочки. Ни один человеческий мастер не смог бы передать этот взгляд.

Чувственность губ. Едва заметные морщинки в уголках глаз. Волосы, будто и впрямь мягкие и гладкие, рассыпавшиеся по сильным плечам.

Казалось ещё мгновение, и статуя сделает вдох.

Идеально.

Хуа Чэн улыбнулся. Едва-едва, будто тень коснулась его лица.

И тут же отвёл взгляд.

Растер меж покрытых мозолями пальцев случайную песчинку.

Нервно прикусил клыками узкие губы.

Это была... необычная статуя.

За время своего заключения в пределах горы Тунлу, Хуа Чэн сделал великое множество скульптур. Некоторые из них, те, что он делал в самом начале, были откровенно уродливы. Некоторые хороши достаточно, чтобы увидеть в них руку мастера.

Некоторые были классическими храмовыми статуями. Некоторые изображали сцены из жизни.

Но ни на одной из них Наследный Принц В Короне Из Цветов, Его Высочество Се Лянь не был настолько... человечен.

Расслабленная поза. Руки на подлокотниках каменного кресла. Длинные пальцы покоятся на мраморе, словно могут ощутить его прохладу.

Ноги небрежно расставлены. Так не сидят наследные принцы. Не заключённые в камень, по крайней мере.

Статуям полагается быть изящными, прекрасными.

Это же поза так... вульгарна.

Так мог бы сидеть человек.

Лениво откинувшись на каменную спинку кресла. Расслабленными стопами касаясь все ещё покрытого песчаным крошево пола.

Со спокойствием на по прежнему прекрасном лице. Но не одухотворённый, а таким...

Таким спокойствием мог бы полниться человек на склоне дня, когда уже отгорела заря, и все заботы унесены вдаль чернотою ночи.

Такое обычное выражение. Такое... живое.

Словно перед Хуа Чэном сидел живой человек.

Он бросил на статую короткий взгляд из под ресниц.

Нагота.

Вот что было главной особенностью этой статуи.

Даже та скульптура, что изображала бесстыдную сцену с принцем, отравленным ядом прекрасных цветов, была облачена в обрывки ткани.

Этот же Се Лянь был нагим.

И полон ленивого, томного возбуждения, не смотря на всю расслабленность позы.

Так открыт и расслаблен.

Так соблазнителен.

Его Высочество никогда бы не позволил запечатлеть себя в подобном виде.

Возможно, он никогда бы даже не принял его, будучи слишком чист для подобного.

И все же...

Хуа Чэн был демоном. Грани морали давно стали для него зыбкими, как лесной молочный туман.

Ему ведь нужна была такая малость.

Лишь коснуться. Один раз. Хотя бы так.

Просто... одно прикосновение.

Это ведь не грех?

Мягким, кошачьим шагом Хуа Чэн подошёл ближе к своему творению.

Его глаз вновь обласкал каменную кожу, от самых стоп до горла, лишь едва задержавшись на пахе.

Теперь он смотрел иначе. Не как творец.

Как тот, кто слишком давно и слишком ярко горел одним лишь желанием.

Хуа Чэн плавно опустился перед статуей на колени.

В конце концов ведь именно здесь было его место. На коленях перед Его высочеством.

Пальцы вновь едва ощутимо коснулись бархатного на вид бёдра. Камень был гладким от воска и очень холодным.

Настолько, что его прохладу чувствовал даже Хуа Чэн.

Он прикрыл глаза, и всего на мгновение, перед ними вспыхнули осколки давних воспоминаний.

Тьма. Сорванное, хриплое дыхание. Металлический запах кровь. Стон. Короткий, полный боли, слетевший с потрескавшихся губ.

Тогда у Его Высочества была горячая кожа. Безумно горячая. И запах. Совсем иной, не такой как сейчас.

Хуа Чэн нахмурился. Между его изящных бровей пролегла глубокая складка, отрезая те воспоминани. Вновь убирая их в один из стальных сундуков демонической памяти.

Хуа Чэн едва слышно выдохнул.

Коротко, нервно провел по узким губам языком.

И наконец подался вперёд. Коснулся губами прохладного каменного естества.

Его нужно было согреть.

Губы Хуа Чэна прошлись по камню вверх-вниз, едва касаясь нежной на вид кожи. Затем их путь проделал язык. Обвёл прихотливой рисунок вен и пространство между ними. Обласкал основание. Затем уздечку. Обвёл по кругу головку.

Тонкий слой воска оседал на языке, отдаваясь во рту слабым цветочным привкусом.

Дыхание Хуа Чэна едва заметно сбивалось.

Он тяжело сглотнул, прежде чем обхватить губами каменный ствол и плавно на него насадиться.

Одно неловкое, но все же слитное движение. Затем другое. Левая ладонь Хуа Чэна мягко гладила каменное бедро, правая удерживала за ухом непослушные пряди. Его глаза были сосредоточенно прикрыты.

Он никогда не делал такого раньше. И зубы периодически задевали каменную плоть,

отдаваясь ноющей болью в дёснах. Но у демонов не было действительной потребности в воздухе, как и рвотного рефлекса. Хуа Чэну не понадобилось много времени, чтобы приноровиться.

Когда он все же отстранился, прижавшись покрасневшими губами к основанию ствола, камень уже успел согреться и мягко блестел от слюны в холодном свете.

Хуа Чэн поднял чуть расфокусированным взгляд.

Лицо Его Высочества было все таким же спокойным.

Конечно, иначе и быть не могло.

Ни осуждения в прекрасных глазах. Ни отвращения. Ни брезгливости.

Взгляд Его Высочества был по-прежнему направлен чуть вверх.

Как раз туда, где окажется лицо Хуа Чэна, если он опустится на чужие колени.

Хуа Чэн закусил губу, решаясь.

Его мо.ственгое возбуждение, острое, бо́льнон, горело в венах ровным огнем.

Выжигало его изнутри.

Иногда Хуа Чэну казалось, что его внутренности давно уже покрылись толстым слоем черной сажи, словно старая неприбранная печь.

Он так хотел заглушить этот огонь хоть на мгновение. И вместе с ней тянущую боль в груди.

Хуа Чэн знал точное колличество дней, что прошло сих первой встречи. И с последней тоже знал.

Каждый одинокий день. Каждую ночь, когда тоска бескрайнего одиночества заставляла его захлебывается в собственной тьме.

Ему нужно было развеять ее. Хотя бы на мгновения.

Пускай даже свет будет фальшивым.

Хуа Чэн поднялся, плавно скользнув к своему божеству на колени.

Одежда растворилась с его тела вместе с этим движением.

Его руки упёрлись в чужую твёрдую грудь. Прохладное дыхание коснулось мягких на вид, но ещё более холодных губ.

Но прикоснуться к ним Хуа Чэн так и не решился.

Вместо этого он чуть прогнулся в спине, упираясь ягодицами в каменный член позади себя.

Хуа Чэну не было необходимости готовить себя. Его тело подчинялось ему даже лучше, чем камень, и могло измениться согласно одному его желанию.

Хуа Чэн тонул одну из ладоней от каменной груди и оттянул одну ягодицу, позволяя члену скользнул по ложбинке.

Когда влажная головка коснулась сфинктера, Хуа Чэн едва слышно выдохнул. Ладонь, что все ещё покоилась на теле статуи, едва заметно напряглась. Ресницы Хуа Чэна затрепетали.

Возможно, сохрани он способность краснеть, сейчас он бы залился бледным румянцем.

Чуть поджав губы, Хуа Чэн все же подался назад, позволяя камню заполнить себя.

Чувство было... непривычным. Странным.

Не совсем неприятным, но все же не стоившим всей той молвы.

И всё-таки само осознания того, что Его Высочество сейчас находится внутри его тела, заставило Хуа Чэна дрожать и пускало горячие колкие искры по его позвоночнику.

Он наклонил голову, позволив длинным черным прядям упасть себе на лицо чернильными подтеками.

И постарался расслабиться, продолжив опускать бёдра.

Он просто хотел почувствовать каково это. Быть заполненным. Принадлежащим.

И чувство растяжение, и лёгкое жжение – словно метка.

След, что оставляло на его теле другое тело.

А затем головка внутри него задела какую-то точку. Надавила, заставив Хуа Чэна крупно вздрогнуть. С его губ сорвалось короткое:

– О!

Он знал, что где-то в его теле должно быть место, что принесет удовольствие. Но не думал, что действительно сможет его ощутить.

Уже в следующее мгновение бёдра Хуа Чэна двинулись будто бы сами. Нужда вновь ощутить это чувство, жар и удовольствие была слишком сильной.

Его тело выгнулось, принимая каменное естество, позволяя ему проникнуть глубже, усилить контакт.

Хуа Чэн вцепился в плечи статуи обеими руками, стараясь удержаться в вертикальном положении. С его губ слетали короткие тихие стоны, больше похож не на выдохи.

У него кружилась голова.

Его Высочество будто бы был так близко. Заполнял его, позволял держаться за свои плечи. Давал удовольствие.

Со следующим выдохом из горла Хуа Чэна вырвался короткий всхлип.

Наслаждение, острое, неправильно яркое, наполняло его, заставляя сознание мутнеть, а тело двигаться в хаотичном, быстром ритме.

Хуа Чэн будто полностью утратил над собой контроль, подаваясь бёдрами назад, скребя ногтями по каменным мышцам в поисках поддержки.

От того места, где его заполнял каменный член и вверх по позвоночнику будто распространялся жидкий металл, раскалённый добела, заставляющий гореть каждую мышцу, каждую клетку. Выжигающий сознания дочиста. Так, что теперь в нем билась лишь одна мысль.

Одно отчаянное желание.

Глупое. Абсурдное. То, которое Хуа Чэн давил в себе изо всех сил.

Он так хотел, чтобы Его Высочество его коснулся.

Хотя бы на мгновение.

Ещё один сдавленный стон слетел с его губ лишь от одного предсталвления о том, каково бы это было. И жар, и удовольствие от одной мысли становились столь сильней.

Хуа Чэн был так близок к грани.

Он чувствовал, как что-то зарождается в нем.

Отдаленное, странное.

Будто ощущение вибрации, что касается пальцев музыканта раньше, чем он касается натянутой струны.

И в то же время Хуа Чэну казалось, что разрядка слишком далеко. Что сколь бы ни было яростно его порочное желание, оно никогда не сможет дать ему разрядки.

А затем его талии коснулись ледяные ладони.

Дёрнули его резко вниз, насаживая на каменный член до конца, вырывая из горла хриплый крик.

Хуа Чэн задыхался в оргазме с ужасом понимая, что перестал контролировать свою духовную энергию и та теперь темной кровь расползлась

по внутренностям статуи, заставив ее двигаться.

Короткая дрожь все ещё пробегала по его мускулам, когда он, плотно сжав зубы, перенаправил поток, заставив руки статуи вернуться на предназначенные им места. На подлокотники кресла.

Хрипло выдохнув, Хуа Чэн приподнялся, а затем практически свалился с колен статуи.

Осколки камней и песок больно впились в его обнаженное тело, но Хуа Чэн будто и вовсе этого не заметил.

Вместо этого он впился все ещё немного затуманенным взглядом в чужое прекрасное лицо.

Оно оставалось таким же спокойным. Глаза все так же продолжали смотреть вперёд и немного вверх.

Так безразлично. Так мертво.

Хуа Чэн зажмурил единственный глаз.

На его лице отразилось сожаление.

Коротким щелчком он очистил статую от слюны и белых подтеков собственного семени.

Другим вернул себе одежду.

Третьего его пальцы так и не сделали. Замерли, не совершив щелчка.

Хуа Чэну следовало разрушить статую. Стереть ее в пыль, дабы не порочить Его Высочества ее существованием.

Это было правильно.

Так поступил бы любой порядочный человек.

Поднявшись с пола одним быстрым, нервным движением, Хуа Чэн развернулся к своему творению спиной.

Серебристый звон цепочек отразился от стен пещеры мелодичным эхом.

Более не оборачиваясь, Хуа Чэн стремительным шагом направился к выходу.

Восхитительная иллюстрация к этой идее

https://twitter.com/tupaaarrrh/status/1517087301133910016?t=6hwdRRRwv5NjIOKicswpBg&s=19

/I did my best пытаясь сделать из этого не кринж.

@threadreaderapp unroll