Thread by @tenka0o4

#GrmvlkEvent #громоволк

У Игоря на обед три разных контейнера со стикерами: этот греть три минуты, этот одну, этот есть прямо из холодильника. Коллеги заглядывают и присвистывают: это что у тебя?

— Куриное бедро а-ля рюс в белом соусе и pommes de terre sautées aux champignons.

— Картоха с курой в маянезике, — переводят понимающие и смеются: — Ну, Гром, отхватил себе кулинаршу!

— А то, — гордо скалится Игорь. — Мишлен! Две звезды!

— Да тут все три, вон как пахнет...

— Три хер получишь, — возражает Игорь. — А вот две... э, руки убрали! Моё!

Все эти "pommes" и а-ля рюс (и франц, и джерман, и даже джапан, если на Олега находит стих) будут на ужин. Это негласная договоренность (гласную бы Игорь не озвучил никогда, еще чего, дареному коню в зубы че-то там диктовать): на службу Олег дает что-то простое, понятное

и знакомое Игорю, чтобы он не таращился в лоточек подозрительно, выясняя, что намешано в соусе и почему макароны (паста) так странно пахнут. Мне важно, чтобы ты был сыт, а не поражен моим кулинарным гением, сказал Олег как-то раз, когда Игорь спросил, не скучно ли ему жарить

картошку с котлетами после целого дня, когда у него на кухне начиняют уток рябчиками и маринуют ананасы в рыбном соусе, а потом добавил: жареную картоху не ценить — вон из поваров.

Но ужин — другое дело. На ужин Игорь получит какую-нибудь утиную ногу, обложенную креветками и

политую джемом, и будет жевать, пока Олег пристально следит за его реакциями. Реакции тщательно записываются.

— Мишленовские критики не так строги, как ты, — утверждает он. — Если тебе понравилось, значит, их устроит.

— Я ни разу не говорил, что мне не понравилось, — напоминает

Игорь. Олег на это только усмехается.

— Не говорил.

Второй строгий критик — Разумовский собственной персоной. У Олега в меню есть специальные позиции, помеченые маленькой рыжей запятой (это лисичка! лисичка! — доказывает Олег): значит, безопасные для Серёжи. Гостям нравится,

это такая фишка — пообедать в любимом ресторане самого известного российского миллиардера его любимыми блюдами. На креветок Разумовский морщит нос: скользкие. Потроха ему нельзя даже упоминать — уйдет в веганы на пару недель. Он не ест болгарский перец и все грибы, а еще не любит

когда еда на тарелке полита соусом (Игорю страшно подумать, что этот ребенок ел в детдоме и отмывал ли Олег колбасу с бутербродов от масла, чтобы он взял её в рот).

— Жалею о том дне, когда пустил тебя на порог, — ворчит Олег, когда Разумовский просит приготовить ему макарошки

с кетчупом "как в общаге".

Игорь как-то спросил его, жалеет ли он о чем-то всерьез (это был меланхоличный вечер, Игорь узнал, что Лёша Капустин женился два года назад и не позвал его на свадьбу, и как-то одно за другое и он подумал, что мог бы быть профессиональным шахматистом).

Олег без раздумий сказал: жалею о том дне, когда Серый убедил меня открывать свой ресторан. Работал на кухне — горя не знал! А теперь...

Потом, сильно позже вечером, уже в постели, задумчиво продолжил: не знаю. Раньше жалел, что поступал в МГУ — херовый был год. А теперь думаю,

черт знает, как бы сложилось, если бы без этого?

Игорь эту историю знает. В МГУ за лучшим другом, год депрессии и одиночества, скандал, я-ухожу-в-армию, брошенный в стену телефон, выброшенные общие фото, электричка до Питера. И — знакомая воспиталка ТатьянМихална. Можно я у вас

заночую? Завтра же пойду до военкомата...

А потом разговоры на ночной кухне, стыдные слезы в чашку с чаем и неожиданное сочувствие, которого так не хватало. Что ты вообще забыл в этой столице, малыш (какой малыш! полных восемнадцать лет!), зачем тебе экономфак, ты же всегда

любил делать штуки руками, под ногами крутился, давайте я вам помогу...

О том, что существуют колледжи, в которых учат не на экономистов и дизайнеров, а на нормальные человеческие профессии, Олег не задумывался и к идее отнесся подозрительно. Серёжа про колледжи отзывался

с презрением: это, мол, для тех, кому не хватило мозгов, чтобы поступить в университет. А если и не хватило, думал Олег ожесточенно, листая буклеты, которых у ТатьянМихалны было в количестве — а если не создан я для этих твоих... если я не понимаю... если смотрят все, как на

дебила... если скучно там до одури... и что теперь!

Игорь иногда пытается представить: Олега — в армии. С закаменевшими чертами лица, с бугристыми мышцами, с мозолями от оружия на пальцах и десятком шрамов. С глазами злой собаки, которую много били, и такой же, как у Игоря,

привычкой осматривать помещение от входа, высматривая всё подозрительное. У Олега есть шрамы — от ножа, от горячего масла, от осколков разбитых тарелок, если мозоли на подушечках пальцев — такие задубевшие, что он может брать противень из духовки, не обжигая. Но в него ни разу

не стреляли, и круглые шрамы от пуль на Игоре его пугают и зачаровывают, он гладит их часами, когда они лежат вместе, как будто может стереть.

Ужины на Олеге, воскресные завтраки на Игоре. Олег подрывается в будни в пять, чтобы к открытию ресторана успеть разобраться со своими

ресторанными штучками. По выходным — отсыпается, поэтому Игорь неспешно выходит прогуляться до ближайшего магазина (в районе, где живет Олег, даже кефир стоит, кажется, в игоревы ползарплаты), заводит тесто и к тому моменту, как в спальне начинается сонное шевеление, уже печет

оладьи. Олег не заставляет себя долго ждать: обнимает со спины, пытается заглянуть через плечо.

— Авторский рецепт Громов. Передается из поколение в поколение. Если ты его узнаешь, мне придется тебя убить, — угрожает Игорь.

— Ммм. Я могу заплатить. Много.

— Единственный шанс

его узнать — стать Громом.

— Я не могу сменить фамилию. На неё завязан мой бренд.

— Я готов пойти на уступки. Гром-Волков? Волков-Гром?

Олег смеется, запускает кофе-машину и наблюдает, зевая и по-кошачьи щурясь, как Игорь переворачивает оладушки. Если у него и есть претензии

к технике, Игорь никогда об этом не слышал — а он с Олегом еще с тех пор, когда тот не ушел, хлопнув дверью, из новомодного ресторана Бехтиева. "Он хочет себе хорошего повара, который не будет пидором, ты прикинь", — смеялся он после, как будто ему совсем не обидно, и Игорь

его обнимал, а Серёжа бесновался и предлагал сжечь ублюдка вместе с его убогим заведением.

Игорь догадывается, что если заведение Бехтиева получит звезду, а заведение Олега — нет, угроза может стать реальностью. Поэтому помалкивает, когда Олег за завтраком лезет в новости: про

приезд критика пишут, как про приезд какой-нибудь голливудской звезды, а его путешествие по Питеру описывают, как черный гробик из детской страшилки: критик уже побывал во все ресторанах Крестовского и выдвигается в строну старого центра...

— На следующей неделе зайдет, —

бормочет Олег тревожно. — Серёжа пообещал у меня завтракать, обедать и ужинать по самое воскресенье, он одним появляением повышает статус заведения до элитного.

— Мне, значит, не подходить, чтоб не понижать? — уточняет Игорь. Ждет фырканья и удара в плечо, но Олег смотрит

неожиданно встревоженно и почти жалобно:

— А ты можешь?

— Что?

— Прийти? Хотя бы на один вечер...

— Олег, ты с ума сошел, мою рожу твой критик увидит и сбежит обратно во Францию... — Игорь не договаривает, потому что в этот момент Олег утыкается взглядом в оладушки на столе,

и приходится срочно взять его руки в свои и крепко сжать. — Блин. Да хуйня вопрос, если хочешь, я ради тебя даже костюм натяну.

— У тебя нет костюма.

— Найду. Всё. Забились, — от его решительного тона Олег чуть-чуть расслабляется, и если так надо, чтобы Олег был спокоен,

Игорь готов приходить в этот ресторан всю неделю после службы, пока Олег не получит свою сраную звезду.

В крайнем случае, критика можно будет сжечь вместе с Бехтиевым, а следы спрятать Игорь поможет.