Игорь кидает ботинки в стену, и Олег понимает, что сегодня им будет непросто.
Ботинки по линеечке — это базовое правило. Когда Олег первый раз сказал "бросишь как попало, потом будешь вылизывать", Игорь усмехнулся, и на следующий день оставил их посреди
прихожей можно сказать демонстративно; и, кажется, не ожидал, что Олег воплотит угрозу в жизнь. Через "не хочу", через "не буду", через "да кто ты такой, чтобы мне указывать", с матами, руганью и заломленными за спину руками, но воплотит. И ботинки с того дня почти всегда
послушно выставлялись у стеночки.
Почти всегда, но все-таки. Олег провожает описавший дугу ботинок взглядом, выдыхает и считает от десяти к нулю. Нужно было догадаться, что сегодня будет весело, хотя бы по тому, что на часах уже добрых восемь с лишним, а Игорь освобождается
в районе семи. И это — еще одно правило, которое Игорь хорошо опробовал на себе: на сколько задержался, столько простоишь в углу, минута в минуту. Чтобы ты в полной мере прочувствовал время, которое у меня воруешь, жестко сказал Олег в первый раз, и это подействовало не так
хорошо, как с ботинками, совсем опаздывать Игорь не перестал, но хотя бы находит совесть предупредить — обычно, и если задерживается — сразу от двери выруливает в угол, виновато бросив на Олега косой взгляд (иногда разжалобленный Олег с ворчливым "я не могу столько ждать,
я занятой человек" выпускает его за это раньше).
Но Игорь не идет в угол, Игорь не говорит "извини, не заметил, который час", Игорь вообще ничего не говорит, только роняет поверх ботинок кожанку, даже не попытавшись повесить на крючок, наспех споласкивает руки под краном ванной;
Олег следит за ним, сложив руки на груди, чувствует, как под потолком в комнате собирается громовая туча, которая вот-вот ебнет.
— Добрый вечер, — говорит он первым, так вежливо, что у человека послабее подогнулись бы от страха коленочки.
— Угу, — отвечает Игорь, не глядя.
— Ты в курсе, который час?
— Угу.
— Хочешь что-нибудь объяснить?
— А ты не в курсе, какая у меня работа?
И — да, Олег в курсе. Олег в курсе, что работа выебывает Игоря в жопу и в душу и что после ему нужно время, чтобы из ощеренного пса превратиться в нормального человека,
для этого он и здесь, поэтому он не отвечает колкостью, он отворачивается и говорит: раздевайся и я жду тебя в гостиной.
Потом он говорит: я не думал, что это такая сложная задача, Игорь.
Игорь пожимает плечами. Он снял рубашку и носки, спасибо и на том, но он в джинсах
и футболке и это явно далеко от того, что имел в виду Олег. Олег начинает считать от десяти, сбивается и мысленно отмахивается. Строить рожу кирпичом тоже не всегда полезно.
— Я не понял, по-твоему, я сюда прихожу шутки шутить?
— Да хуй тебя знает, — Игорь окидывает взглядом
комнату. — Вообще похоже, что ты приходишь сюда помыть полы.
Кто-то сегодня получит пизды, думает Олег почти удовлетворенно. Главное, и не поспорить: полы вымыты, и плита, и ванну он успел отскоблить до белизны, потому что его не было две недели и все эти недели Игорь хорошо
если мыл за собой тарелки. Он не свинья, но его баланс между работой и личной жизнью оставляет желать лучшего, а в Олеге сильно неистребимое чувство, что за пятно на паркете старшина вставит швабру в жопу. И обычно все в выигрыше, но сегодня Игорь не считает нужным поблагодарить.
Вообще-то, Игорь бросает это так, как будто намекает Олегу: не так уж непоколебима твоя позиция сверху, если ты ползаешь по моей квартире на четвереньках с мокрой тряпкой.
Олег навскидку может придумать мокрой тряпке пять разных способов применения, которые Игоря переубедят.
— Ну, вот и проверишь, насколько они чистые, — Олег звучит почти мирно. — Опускайся, — Игорь приподнимает брови, Олег делает к нему один короткий шаг. — Тебе помочь?
Олег не верит в четкое деление людей по коробочкам. Может, виной тому армия, где он насмотрелся, как самые
натуральные натуралы дрочат товарищам по казарме, а гейские геи идут со всеми покувыркаться с местными девчонками, чтоб не отрываться от коллектива, может, он просто сам по себе такой и проецирует, но он уверен, что на каждого доминанта найдется свой доминант и что у каждого
сабмиссива нет-нет да прорежется желание кем-то покомандовать. Все эти тесты, по итогам которых можно получить результат "вы на сорок процентов мазохист и на тридцать пасхальный кролик" вызывают у него скорее смех, сколько таких он прошел один и сколько — на пару с Серым.
Но Игорь любит быть исключением из правил, и если бы нужно было поставить на нем штамп, Олег бы без раздумий сказал: этот — стопроцентный брэт.
Олегу нравится. Олегу скучно, когда нет вызова, а Игорь даже дышит так, как будто спрашивает "а чо ты мне сделаешь?", и каждая
встреча с Игорем — немного приключение. Когда он смотрит с хитринкой, когда скалится в ответ на команду, когда продавливает границы с нахальством кота, двигающего стакан к краю стола, у Олега тоже быстрее бежит кровь по венам, и цвета становятся ярче, а запахи вкуснее.
Но еще бывают такие дни. И это уже скорее не игра, а тяжелая работа.
Борьба занимает секунд тридцать. Олег ловко ставит подсечку, и Игорь не опускается, а падает на одно колено, крепко выругавшись — кажется, на больное, Олег невольно морщится, но если Игорь хочет притормозить,
он знает, что нужно сказать. А он говорит только матерное, и потом шипит и пытается вывернуться, но Олег все-таки справляется и стаскивает с него футболку. Судя по звуку, она треснула по шву от сильного рывка, но, к черту. Купит новую в качестве извинения.
Игорь смотрит черно,
почти с ненавистью. Олег чувствует себя так, как будто выкурил первую за сутки сигарету, почти эйфорично, и скалится, наверное, совсем страшно.
— Что я сказал?
— Пошел ты.
— Неправильный ответ, — они снова коротко борются, Олег жалеет, что не схватил со стола наручники,
так было бы намного проще, но одну руку он выкручивает, второй Игорь бессильно пытается его ухватит, а он — хватает Игоря за волосы и насильно притягивает к полу, сгибая пополам, как какого-то йога. Щетинистая щека почти-почти трется о паркет.
— Ну что, нравится?
— Пошел ты!
— Повторяешься, — Олег выпускает его ровно настолько, чтобы Игорь успел разогнуться, и сходу дает по зубам, не сильно, но так, чтобы голова мотнулась и пришлось заморгать. — Начальника своего по хуям посылать будешь, со мной разговаривай вежливо.
Вежливо — это утопия, но это
базовый сценарий. Игорь, сверкая глазами, говорит "это типа должно меня напугать?" или "заставь меня", Олег достает к наручникам падд потяжелее, и пару часов спустя вымотанный, но благостный Игорь растекается на его коленях тряпочкой и можно наглаживать его вдоль позвоночника.
Олег отворачивает на долю секунды, только чтобы найти взглядом нужное, а когда оборачивается — Игорь поднимается с коленей. Неторопливо, как киношный герой в слоумо.
И вот еще вещь, которую нужно учесть: они не виделись две недели. Две недели, пока Игорь пахал на своей работе,
Олег въебывал на своей. Дни сливались друг с другом, воскресенье моргнуло и пропало в череде рабочих поездок и важных совещаний, которые будут как бы в будни, но подготовиться к ним нужно уже сейчас. Олег выцарапал себе свободный вечер на Игоря, потому что Игорю нужно,
и потому что ему тоже, блин, нужно. Может даже больше, чем. И его последние нервные клетки сгорели в те полтора часа, которые он провел, шатаясь по чужой квартире и стирая следы запустения по одному пятну на кафеле за раз.
Короче, Игорь так нарывается, что рискует нарваться.
— Я разрешал вставать?
— А я спрашивал?
Они выдыхают шумно, Олег чувствует, как встают дыбом волоски на шее и даже на руках, как будто действительно вот-вот разразится гроза, зрение опасно плывет и фокусируется одновременно: как будто Игорь взят на прицел и остальное не важно.
Олег подходит медленно, и он не верит, что чуйка Игоря не говорит, что сейчас будет пиздец, что тревожный звоночек внутри не подсказывает ему хотя бы отстраниться, отступить, может быть, чуть-чуть отвести взгляд и опустить голову, признавая, что перешел черту; но Игорь смотрит
прямо и не моргает, даже когда Олег замахивается.
Они едва успевают обменяться парой ударов и почти сразу валятся на пол. Так разница в росте почти не играет, они просто катятся по паркету, некрасиво тыкая друг друга под ребра и в живот, куда придется. Если бы это была реальная
драка, Олег был бы сосредоточен на том, чтобы высвободиться как можно скорее и вырубить противника, но сейчас ему важен процесс, ему хочется вытереть Игорем свежевымытый пол, хочется что-то уронить, разбить и сломать (они врезаются в комод и оттуда падает что-то в рамке, плевать,
купит новое); Игорь рычит по-собачьи, Олег глухо ругается, и это похоже на их первый раз — в спарринге на матах в пустом зале, особенно когда Олег подминает Игоря под себя.
— Ты охуел? — спрашивает он почти в самые губы, потому что удерживает Игоря на месте только всем весом
своего тела. — Ты понимаешь, как я тебя за это выебу? Я тебя не отпущу, пока ты визжать не начнешь, и потом еще... — Игорь в этот момент подается наверх рывком, попадает лбом по носу и это больно, это, блядь, действительно больно, до звезд из глаз, еще чуть и пойдет кровь,
Олег на чистых инстинктах прикладывает в ответ затылком об пол и хватает за лицо, чтобы Игорь не повторил трюк и еще чтобы не смел сейчас не смотреть в глаза. — Всё, Игорь, ты меня убедил, ты свое получишь. Ты у меня к утру говорить будешь только "извините" и "пожалуйста".
— Размечтался, — выплевывает Игорь. Олег за это хлещет уже без жалости, так, чтоб зубы клацнули, и снова поворачивает к себе.
— Язык придержи, пока не укоротил.
— Кто еще кому, — у него не получается договорить, Олег зажимает рот ладонью и слова теряются в невнятном мычании.
Олегу весело, хотя хорошим это веселье не назвать — с таким, закинув на плечо автомат, идут попугать местных, просто чтоб почувствовать себя главным. Попугать Игоря хочется тоже. Пусть помнит, кто тут главный. Олег приподнимается на локте, шарит взглядом по полу рядом, думая,
чем бы заткнуть этот большой болтливый рот, а то ведь наговорит себе на приговор с особой жестокостью; Игорь бьется под ним, пытаясь высвободиться, на мгновение прижимается бедрами к бедрам, и там, где у Олега уже привстал, у Игоря на удивление глухо, но мы это исправим, думает
Олег и уже представляет, как доведет Игоря до края, умоет руки и скажет: к сожалению, те часы, которые мы могли бы трахаться, мы потратили на твои истерики, так что спать ты отправляешься так, и я сплю рядом с тобой, я *замечу*, если ты вздумаешь подрочить — он лезет свободной
рукой под пояс джинсов, а потом Игорь взбрыкивает так, что чудом не ломает ему запястье, и впивается зубами в пальцы.
Олег выкрикивает что-то непередаваемое, но точно нецензурное. Игорь пытается воспользоваться моментом, чтобы вывернуться, у него получается даже
подняться на одно колено, потом Олег снова хватает его — со спины, прижав локтем шею, пока намеком: кислород-то можно и перекрыть, — и валит на пол уже лицом, выдыхая в мокрый от пота затылок. Пах прижимается к оттопыренной заднице, Игорь невнятно ругается, пытаясь обернуться
и поймать его взгляд своим, с электрической искрой в зрачке:
— Сука! Че, думаешь, если ты мне вставишь, я стану шелковый?
— Да, — скалится Олег, не уточняя, что для того, чтоб ему вставили, Игорю еще придется долго просить.
— Ну ты и уебок! Отпусти меня, пока я тебе руки
не переломал, — он снова дергается, скребет неудобно зажатой между их телами рукой Олегу по прессу, неловко пытаясь нащупать болевую точку. — Отпусти, говорю!
— Отпущу, когда прекратишь дергаться и вспомнишь, где твое место, — уведомляет Олег на ухо. В ближайших планах, конечно,
ничуть не отпустить: поставить раком, стянуть этот джинсовый мешок, а там — на что хватит фантазии.
— Пошел ты! Условия мне ставить! Вертел я тебя на хую вместе с твоими правилами, возомнил о себе, — локоть Игорь все-таки приходится в бок, но смазано, не настолько, чтоб
Олег его выпустил, потом Игорь пытается повторить трюк с головой и попасть ему по носу затылком, потом матерится, громко, отчетливо, рассказывая Олегу, с кем сношалась его мамаша, чтобы родить такого ублюдка, и что он может катиться обратно в Сирию и ебать там верблюдов, и еще
много приятного, как ребенок, катающий по полу в супермаркете от того, что ему не купили желаемую конфету, и Олег так замечательно отстраняется от этого потока словесного дерьма, пытаясь нащупать внутри точку покоя, потому что, как известно, наказывать на эмоциях плохая идея,
что едва не пропускает, когда Игорь выкрикивает уже сорванным до хрипа голосом: — Красный, сука! Доволен? Красный!
Олег не хочет его слушать. Вообще-то, Олег хочет ударить его об пол еще раз так, чтобы искры посыпались из глаз, и пусть заткнется и слушается, наконец, и несколько
секунд внутри происходит борьба. Разжать руки не легче, чем заставить разомкнуть челюсти собаку, уже впившуюся в говяжий стейк, но если Олег и собака, то очень дисциплинированная, в отличие от.
Они молчат. Олег молчит, когда тяжело оседает на пол, пытаясь вспомнить, как дышать,
Игорь молчит, когда встает на ноги. Олег следит за ним краем глаза: Игорь лезет в его карман за сигаретами и зажигалкой, накидывает на плечи кожанку и прямо босиком (Олега дергает) выходит в парадную — курить. Дверью хлопает так, что на Олега осыпается немного штукатурки.
Олег не знает, что теперь делать, поэтому делает то, что умеет — он поднимается и начинает наводить порядок. Он заранее расчистил в гостиной место, потому что с Игорем редко обходится без возни, они уважают такую игру, от которой потом приятно ноют мышцы, но сегодня они разошлись
и посшибали стулья, пороняли мелкий хлам со столов и полок. К счастью, ничего не разбито, и даже футболка не порвалась так, как думал Олег, только треснула на вороте. Игорь и не заметит. Олег отправляет её в стирку и потом решает посмотреть, что еще можно загрузить в барабан.
Он запускает стирку как раз, когда Игорь возвращается. Олег оборачивается к дверям, но Игорь ничего не говорит и не встречается с ним взглядом, только роняет куртку, снова на пол, и уходит в спальню. Обычно дверь туда приоткрыта, но сейчас он закрывает её плотно, как будто
предупреждает, что будет не рад, если кто-то решит сунуться или постучать.
Но он не сказал выметаться, а Олег освободил себе весь вечер, поэтому он возвращается на кухню и устраивает ревизию холодильника. Через пару минут он уже чистит картошку. Картошка не посылает его нахуй
и не выворачивается из рук, что в целом действует успокаивающе: Олег чувствует себя чуть менее неудачником, чем десять минут назад. Откат после адреналина, который кружил голову всю сцену, схож с похмельем, а вспоминать, что делал и говорил, неловко почти так же, как слушать
о своих пьяных похождениях. Олег кривится, заставляет себя переключиться: никакого Игоря, никаких обидных слов, загружай противень в разогретую духовку и не парься. Всё образуется.
Игорь выходит из спальни сильно позже, когда за окном уже темно до черноты, а из духовки пахнет
почти готовой едой. Он сменил джинсы на домашние серые брюки и накинул на плечи одеяло на манер плаща — из-за его роста плащ болтается чуть ниже коленей, а не волочится по полу, как было бы, сделай так Серёжа. В молчании он валится на диван, небрежно укладывает одеяло сверху
и тыкает в кнопку пульта. Включается, кажется, совершенно случайный канал, но Игорь таращится в экран так, как будто ничего интереснее рекламы куриного супа в жизни не видел.
Олегу не нравится чувствовать себя призраком в чужой квартире. Он ставит себе мысленный порог: еще
пара минут игнора, и я ухожу. Но потом подходит к дивану с двумя кружками чая и балансирующей сверху тарелкой бутербродов, и Игорь чуть-чуть сдвигает ноги, чтобы ему было куда сесть. Олег тут же пересматривает план. Это уже не игнор, это почти здоровая беседа.
— Нормальный ужин в духовке. Если сейчас не съешь, будет тебе обед на завтра, — говорит Олег спокойно, как будто последними словами, которые они говорили друг другу перед этим, не были угрозы и ругательства.
Игорь медленно, еле-еле кивает, все еще глядя в экран. Одна его ступня
оказывается у Олега на бедре — Олег до смешного не уверен, можно ли её трогать, но тяжесть ощущается приятно.
В молчании они прихлебывают чай, и только еще через пару минут Игорь говорит:
— Угу.
То есть, расстояние между репликами — три-четыре минуты. Жить можно, нервно думает
Олег, и пытает счастья, спрашивая:
— Что это было, Горь?
Игорь бесстрастно наблюдает, как одна мексиканская женщина кричит другой что-то про любовника в коме и беременность — звук выкручен на минимум, при всем желании за сюжетом не уследишь. Когда сцена сменяется на госпиталь,
он отвечает — монотонно, как робот-автоответчик:
— Просто понял, что или я правда тебе что-то сломаю, или ты меня выебешь и я тебе не прощу.
Ого, вот как сегодня обстоят дела: Олег бьет Игоря по лицу, а Игорь в ответ выдает словами такое, что впору сразу уезжать в травму.
— Понял. Но я не об этом, — хотя это тоже важно. Ни разу у них еще не доходило до стоп-слов, в крайнем случае бывало, что Олег тормозил сам, или Игорь вдруг менялся в лице и говорил "стой, стой, ногу прихватило", и это ощущается как небольшой удар, не по самолюбию даже,
а по доверию. — Я про... вообще. Это всё.
Игорь пожимает плечами. Пауза между репликами сокращается всего до минуты.
— День был говно.
— И? У тебя каждый день на работе — говно, и каждый раз потом мы трахаемся и тебе снова хочется жить. Твои слова.
— Ну, — кажется,
с дошкольником было бы продуктивнее спорить. — А сегодня не было настроения.
— И ты не мог об этом сказать?
— А ты не мог спросить?
Олег на мгновение прикрывает глаза и сжимает пальцы в кулак, чтобы не сказать на это: а пошел ты, жри свои бутерброды, а я пойду туда, где мне
скажут хоть слово благодарности за то, что я ношусь, блядь, с чужим покоцанным эго, еще и домработницей на полставки—
Одного обиженного ребенка на эту квартиру будет более чем достаточно. Олег выдыхает через нос и вместе с Игорем таращится в череду сменяющих друг друга
эмоциональных лиц на экране. Сериал идет еще добрый час, и за это время ни один больше не говорит ни слова, и оба напряжены так — Олег чувствует чужое тело рядом не хуже, чем свое собственное, — что если ткнуть иголкой, она переломится. Потом запускается какая-то музыкальная
передача. Краем глаза Олег видит, что Игорь моргает все реже (ресницы в разноцветном свете экрана отбрасывают на лицо красивую нежную тень, смотреть бы и смотреть), осторожно думает, посоветовать ли пойти в кровать, или это тоже сейчас будет воспринято в штыки? Но Игорь опережает
и стягивает с бедра одну ногу, потом спускает с дивана вторую, садится, кутаясь в одеяло, ищет пульт. Щелчок, и в комнате становится совсем темно.
— Мне как, уйти? — спрашивает Олег, радуясь устало, что не нужно сейчас играть лицом, все равно не увидит.
— Как хочешь.
Олег снова сжимает кулак, потому что хочется ударить — даже не Игоря, но хотя бы этот диван. Но он знает Игоря, он знает, что его "нет" значит "нет", и он не стесняется указывать на дверь засидевшимся гостям. "Как хочешь" — это почти "останься, пожалуйста". Минус в той части,
которая означает, что если Олег останется, то это потому что он "хочет", а после такого вечера признаваться в этом не хочется категорически. Как будто мало друг друга оплевали и нужно подставить еще один незащищенный бок.
Олег долго моет руки, полоскает рот, меняет "рабочую"
футболку на футболку для сна (вытертую серую, щедро отданную Игорем со словами "не спать же тебе у меня в костюме" еще в одну из первых встреч) и только после смиряется и перестает оттягивать неизбежное.
Игорь лежит у стены, почти прижавшись к ней лицом. Олегу осталось его
любимое место с краю, и он укладывается осторожно, пытаясь не разбудить, но то ли получается плохо, то ли Игорь и не спал, потому что тело рядом сначала напрягается, потом расслабляется, а потом даже придвигается немного, и Олег решает, что это приглашение обнять его за талию.
Игорь выдыхает очень медленно и шумно, как будто все это время совсем не дышал. У Олега, если быть честным, тоже такое ощущение, и даже сердце колотится так, как будто он пробежал по пути к кровати марафон. Просто полежать рядом — уже хорошо. Может, и лучше секса. Не всякого,
но такого хуевого, какой мог бы быть у них сегодня. Постепенно их дыхание замедляется и не совсем синхронизируется, но идет волной: как раз, когда Игорь выдыхает, Олег заканчивает вдох, и наоборот. Олег пытается посчитать, сколько секунд у них уходит на вдох-выдох, и голова
начинает кружиться.
Потом вдруг Игорь приподнимается на локте, шмыгает носом, откидывает одеяло, возится и укладывается снова — лицом к Олегу, носом ему в ключицы. Олег снова замирает на долю секунды; но берет себя в руки и обнимает уже за плечи, прижимая к себе — крепко,
давая понять: не отдам. И не отпущу.
— Че-то правда говно какое-то, — говорит Игорь еле слышно. Не понятно, это он про вечер или про рабочий день (или про свой характер), но Олег все равно соглашается.
— Да. Полное.
— Угу. Просто... блядь... почему нельзя нормально? — и снова
не понятно, но Олег спросит все нужное потом, а пока прижимается губами к его макушке.
— Будет нормально. Завтра.
— Да? — Игорь затихает еще больше, Олег его еле слышит. — А ты завтра...
— Могу снова приехать.
— Хорошо бы. А то сегодня что-то...
— Сегодня мы не очень, —
осторожно предполагает Олег, предлагая разделить ответственность пока поровну. Игорь тихо шмыгает носом.
— Да, пожалуй.
На этот раз дыхание синхронизируется быстрее. Олег не пытается считать, закрывает глаза и медленно погружается в состоянием между сном и бодрствованием,
когда мысли разваливаются на отдельные слова, если на них слишком сконцентрироваться. Злость и усталость медленно вымываются на каждый выдох. Игорь под его руками тоже расслабляется, и в этот момент Олегу так хорошо, как бывало не от всякого оргазма — хоть плачь.
Дыхание Игоря становится немного чаще — совсем чуть-чуть, но даже в полусне Олег напрягается.
— Олег, — зовет Игорь шепотом. — Спишь уже?
— М.
— Олег.
— М?
— Я это... все-таки, кажется, жрать хочу.
— Я тебя убью, — уведомляет Олег, не открывая глаз.
• • •
Missing some Tweet in this thread? You can try to
force a refresh
— А если серьезно? — спрашивает Олег. Игорь таращится на него сонно, Олег его понимает, он не лучше, а то и хуже — не помнит, сколько спал на этой неделе, если спал вообще.
— Что — серьезно?
— Поженимся. Хочешь?
Игорь медленно моргает.
Игорь страшно красивый в строгом черно-белом, пусть Олег и недоволен ревниво, что какой-то Игнат знает его любовника настолько хорошо, что может на глаз подобрать идеально сидящий костюм. Олег слишком сонный, чтобы чувствовать страсть или огромную, захватывающую любовь,
он просто... хочет, наверное, услышать ответ и поехать домой. Может, отоспаться за всю эту неделю. Потом проснуться, желательно рядом с Игорем, но если нет — то подождать, пока он вернется домой, накормить ужином, закинуть на него руку в постели и поспать еще часов двадцать.
Игорю командуют спать в девять, повторяют в девять тридцать и в десять, а в одиннадцать тридцать Федя отвлекается от экрана, потому что чувствует что-то теплое, прижавшееся к локтю.
Игорёк, который и не подумал никуда уходить (пока за уши не утащили — не считается, видимо),
до конца фильма все-таки не дотерпел и задремал: сначала на спинке дивана, потом сполз вбок, Феде на плечо и ниже, и теперь вот использует в качестве подушки его оттопыренную руку. Федя так и замирает.
— Кость, — зовет шепотом, немного встревоженно. Костя, если и слышит, слишком
занят своими делами на кухне, чтобы примчаться по первому зову. А Феде не понятно, можно ли вообще сейчас шевелиться, или Игорёк от этого проснется? Ладно, что потом поди уложи, но Федю пугает сама перспектива. Как стряхнуть с себя уснувшую кошку — это нужно быть человеком
Олег, попавший явно в сумеречную зону, слушается — моет руки и садится за стол. Игорь ставит перед ним тарелку. Ощущение неправильности усиливается, потому что в тарелке не макароны и не картошка, там что-то, внешне похожее на овощное
рагу. А это значит, что по пути со службы Игорь заскочил в магазин за свежими овощами, потому что вчера Олег этого в холодильнике не видел.
— Нравится? — спрашивает Игорь, чуть-чуть улыбаясь. — Ты просто вчера готовил, я подумал, что будет справедливо... спасибо, кстати. Я и
У Игоря на обед три разных контейнера со стикерами: этот греть три минуты, этот одну, этот есть прямо из холодильника. Коллеги заглядывают и присвистывают: это что у тебя?
— Куриное бедро а-ля рюс в белом соусе и pommes de terre sautées aux champignons.
— Картоха с курой в маянезике, — переводят понимающие и смеются: — Ну, Гром, отхватил себе кулинаршу!
— А то, — гордо скалится Игорь. — Мишлен! Две звезды!
— Да тут все три, вон как пахнет...
— Три хер получишь, — возражает Игорь. — А вот две... э, руки убрали! Моё!
Все эти "pommes" и а-ля рюс (и франц, и джерман, и даже джапан, если на Олега находит стих) будут на ужин. Это негласная договоренность (гласную бы Игорь не озвучил никогда, еще чего, дареному коню в зубы че-то там диктовать): на службу Олег дает что-то простое, понятное
Корочки позволяют Игорю войти в башню, поднимают его, как на крыльях, на тридцать какой-то этаж. Хром, стекло, металл, ощущение как в тюрьме или больнице, хотя если судить по количеству барельефов на стенах, скорее музей современного искусства. Разумовский не сразу встает из-за
стола, сначала суетливо прячет бумаги (как будто Игорь ничего не замечает), потом прячет руки в карманы, занавешивая лицо волосами, весь какой-то кривой, маленький, неловкий, как шарнирная кукла. Игорь объясняет про дело, про Чумного доктора и про то, что ищет улики. Разумовский
мямлит и юлит, а потом поднимает на Игоря глаза и говорит очень четко, закаменев красивым лицом, что свобода слова — это неотъемлемое право любого человека, и Игорь понимает, что он рыжий.
То есть, он это знал, конечно. В газетах, журналах, новостных сводках постоянно пишут:
К середине разговора Игорь садится на стол и продолжает уже так, расслабленно сунув руки руки в карманы — как будто и не было десятка лет между. Серёжа смеётся над каждым его вопросом, тоже как будто это школьная перемена и Игорь нарочно делает вид,
что не помнит, как ходят шахматные фигуры, чтоб Серёжа почувствовал себя умнее на фоне крутого старшеклассника. И вроде не были никогда такими уж близкими друзьями, и разошлись легко, когда Игоря унесло сначала в академию, потом на службу — не до пары детдомовцев, взрослая жизнь,
а разговор течет легко и беззаботно.
— А я всегда знал, что ты дохера поднимешься, — заявляет Игорь предельно честно (по Серёже и в пятом классе было видно светлую голову, только Игорь ставил на Нобеля к двадцати пяти, а Серый решил зашибать миллионы). — А подружка твоя где?