Олег, попавший явно в сумеречную зону, слушается — моет руки и садится за стол. Игорь ставит перед ним тарелку. Ощущение неправильности усиливается, потому что в тарелке не макароны и не картошка, там что-то, внешне похожее на овощное
рагу. А это значит, что по пути со службы Игорь заскочил в магазин за свежими овощами, потому что вчера Олег этого в холодильнике не видел.
— Нравится? — спрашивает Игорь, чуть-чуть улыбаясь. — Ты просто вчера готовил, я подумал, что будет справедливо... спасибо, кстати. Я и
поужинал, и пообедал, вкусно было.
Олег рассеянно кивает. Пробует рагу, на мгновение оказывается в прошлом, в школьной столовой, не хватает только ломтика серого хлеба. Но это хорошее воспоминание, школьная еда была лучше детдомовской. Игорь, увидев, что он потянулся вилкой
снова, начинает сиять.
— Хорошо...
— Сам-то ел?
— Я по пути перехватил, — значит, готовил специально для него. Поразительно. Олег жует тщательно, запоминает, а то когда еще такое случится.
Пару минут не слышно ничего, кроме шума машин ха окном и того, как звякает вилка
об тарелку. Игорь не может усидеть на одном месте, слоняется по кухне, вдруг подрывается помыть доску и ножи. Потом, как будто только вспомнил, оборачивается:
— Кстати, спасибо, что вчера моё в стирку закинул. Я вон развешал только еще раз прополоскал, а то оно там ночь лежало.
— Да не за что, — Олег пожимает плечами. В кухню тянет влажным из гостиной, майки и футболки Игоря смешно болтаются под потолком, выжатые до сухости мощными лапищами. Олег на секунду представляет себе, как они под этим будут бдсмиться. Становится смешно.
— Вот еще. Есть за что.
— Угу.
— Кстати, спасибо, что плиту отмыл, я даже не знал, что это с неё можно соскоблить, там пятно со времен бати еще было...
— Игорь. Не мельтеши.
Хватает двух слов, чтобы Игорь замер тушканчиком, подозрительно блестя глазами. Олег смотрит на него искоса: вытертые тапки,
разлохмаченные волосы, в которые кто-то не раз запустил пальцы, видимо, осматривая квартиру с паническим "что тут можно успеть исправить". Дурак.
— Сядь.
Игорь отодвигает табурет. Олег почти дает ему устроиться и только тогда говорит:
— Не так.
Блеск глаз становится живее.
Игорь сдвигает табурет, бухается рядом с Олегом на колени — торопливо, Олег снова морщится, бедное колено потом целовать и целовать, — и прижимается лбом к бедру. Поразительно. Чтобы Игорь сам, добровольно, не с показной ленцой, не с вызовом во взгляде, с первого раза...
Голова на бедре — это намек. Приходится переложить вилку в другую руку, а этой погладить взъерошенный затылок. Игорь немного ерзает, устраиваясь удобнее, потом затихает и даже тихонечко сопит.
— Не усни мне тут, — грозится Олег.
— Не... я просто, — бубнит Игорь ему в штанину.
Да ничего-то ты не просто, думает Олег со вздохом. Ты — только сложно, с подвывертом, через жопу и напомни вообще, за что я тебя люблю? А, точно. Как раз за это.
— Трахаться сегодня будем? — спрашивает Олег (на этот раз заранее).
— Я, блин, надеюсь, — фыркает Игорь.
— Что еще будем?
Игорь сосредоточенно думает секунд тридцать.
— Давать мне пизды за вчерашнее? — как ни странно, в голосе звучит надежда. Уже Олегу хочется поддразнить за это, и он не отказывает себе в удовольствии:
— А есть за что?
Игорь красноречиво молчит. Олег легонько
тянет за волосы, покачивает его голову туда-сюда, прокатывая по бедру тяжелым лбом.
— Ну?
— Есть.
— Перечислять будешь?
— Когда разложишь, тогда и буду.
— Начались условия, посмотрите-ка, — но Олег не может заставить себя ни сердиться, ни обижаться, а Игорь это чувствует
и ластится под руку, как кот или набедокурившая собака. — Так что вчера было?
Игорь замолкает. Олег ждет, даже надеется, что сейчас Игорь объяснит: было сложное дело, горы трупов, московские следаки, стрельба, погони — что-то из ряда вон, что бывает редко и вряд ли повторится.
Но Игорь вздыхает и говорит негромко (как будто сам был бы рад найти или хотя бы придумать ответ, но):
— Не знаю. Просто...
И это самое поганое. Потому что "просто" будет всегда, а значит, придется с этим жить. С тем, что у них двоих — дерьмовые характеры и тяжелая работа,
и ссоры, драки и грызня неизбежны, как бы Олег ни пытался придумать систему, в которой на каждый игорев псих у него будет запасен падд по размеру и этим можно будет всё уладить. Игорь тоже об этом думает, он знает, прям слышит скрежет шестеренок в его умной голове. От "спасибо"
полшага до "извини, что я такой", а это из Игоря еще выбивать и выбивать.
— Я тоже молодец, — вздыхает Олег, перебирая пряди на макушке, вставшие в смешной вихор. — Действительно мог спросить.
— Да ну...
— Мог. В любом момент мог спросить, че за херня, а не думать, что я тебя
переломаю и станет хорошо.
— А я надеялся. Ну, что переломаешь и станет...
— Угу...
Остывающее рагу манит. Олег жует порубленные крупными ломтями кабачки (Игорь не умеет резать мелко, зачем, в рот бы влезало и ладно). Между прочим, правда вкусно, зря Игорь не готовит чаще.
Можно как-нибудь придумать ему... наказание? Ну нет, Олегу не выгодно, чтобы он думал про готовку в таком ключе. Задание. Пусть прокачивает себя не только физически, на одном рельефном прессе он Олега долго не удержит.
— Спасибо, — он тянет Игоря за волосы, чуть-чуть, чтобы тот
поднял лицо. — Наложи мне добавки.
— Ага, — Игорь подскакивает, аж спотыкается, и с выражением глубочайшего удовлетворения на лице наваливает Олегу еще порцию с горкой. Господи, как они после этого будут трахаться. Впрочем, сейчас ему все равно.
Игорь на колени не возвращается.
Плюхается на табурет, поджимает одну длинную ногу, ставит подбородок на колено и смотрит на Олега усиленно, как будто пытается что-то передать ему прямо в мозг. Олег поднимает брови вопросительно дважды, на третий перестает жевать и спрашивает:
— Ну что?
— Ничего... — Игорь
принимается ковырять клеенку на столе. — Просто хотел сказать... спасибо, что вчера, — он косится в гостиную, и лицо его искажается мученически, как у туриста, который потерял разговорник и не знает, как объясниться жестами с красивой аборигенкой. — полы помыл.
"Спасибо, что не ушел", переводит Олег интуитивно. В горле сжимается так, что кусок рагу проходит не сразу. Некоторые "спасибо" сказать сложнее, чем другие.
— Ерунда. Я же сам по ним хожу, — Игорь выдыхает и перестает терзать клеенку (тоже, видимо, услышал правильный перевод).
— А если серьезно? — спрашивает Олег. Игорь таращится на него сонно, Олег его понимает, он не лучше, а то и хуже — не помнит, сколько спал на этой неделе, если спал вообще.
— Что — серьезно?
— Поженимся. Хочешь?
Игорь медленно моргает.
Игорь страшно красивый в строгом черно-белом, пусть Олег и недоволен ревниво, что какой-то Игнат знает его любовника настолько хорошо, что может на глаз подобрать идеально сидящий костюм. Олег слишком сонный, чтобы чувствовать страсть или огромную, захватывающую любовь,
он просто... хочет, наверное, услышать ответ и поехать домой. Может, отоспаться за всю эту неделю. Потом проснуться, желательно рядом с Игорем, но если нет — то подождать, пока он вернется домой, накормить ужином, закинуть на него руку в постели и поспать еще часов двадцать.
Игорю командуют спать в девять, повторяют в девять тридцать и в десять, а в одиннадцать тридцать Федя отвлекается от экрана, потому что чувствует что-то теплое, прижавшееся к локтю.
Игорёк, который и не подумал никуда уходить (пока за уши не утащили — не считается, видимо),
до конца фильма все-таки не дотерпел и задремал: сначала на спинке дивана, потом сполз вбок, Феде на плечо и ниже, и теперь вот использует в качестве подушки его оттопыренную руку. Федя так и замирает.
— Кость, — зовет шепотом, немного встревоженно. Костя, если и слышит, слишком
занят своими делами на кухне, чтобы примчаться по первому зову. А Феде не понятно, можно ли вообще сейчас шевелиться, или Игорёк от этого проснется? Ладно, что потом поди уложи, но Федю пугает сама перспектива. Как стряхнуть с себя уснувшую кошку — это нужно быть человеком
Игорь кидает ботинки в стену, и Олег понимает, что сегодня им будет непросто.
Ботинки по линеечке — это базовое правило. Когда Олег первый раз сказал "бросишь как попало, потом будешь вылизывать", Игорь усмехнулся, и на следующий день оставил их посреди
прихожей можно сказать демонстративно; и, кажется, не ожидал, что Олег воплотит угрозу в жизнь. Через "не хочу", через "не буду", через "да кто ты такой, чтобы мне указывать", с матами, руганью и заломленными за спину руками, но воплотит. И ботинки с того дня почти всегда
послушно выставлялись у стеночки.
Почти всегда, но все-таки. Олег провожает описавший дугу ботинок взглядом, выдыхает и считает от десяти к нулю. Нужно было догадаться, что сегодня будет весело, хотя бы по тому, что на часах уже добрых восемь с лишним, а Игорь освобождается
У Игоря на обед три разных контейнера со стикерами: этот греть три минуты, этот одну, этот есть прямо из холодильника. Коллеги заглядывают и присвистывают: это что у тебя?
— Куриное бедро а-ля рюс в белом соусе и pommes de terre sautées aux champignons.
— Картоха с курой в маянезике, — переводят понимающие и смеются: — Ну, Гром, отхватил себе кулинаршу!
— А то, — гордо скалится Игорь. — Мишлен! Две звезды!
— Да тут все три, вон как пахнет...
— Три хер получишь, — возражает Игорь. — А вот две... э, руки убрали! Моё!
Все эти "pommes" и а-ля рюс (и франц, и джерман, и даже джапан, если на Олега находит стих) будут на ужин. Это негласная договоренность (гласную бы Игорь не озвучил никогда, еще чего, дареному коню в зубы че-то там диктовать): на службу Олег дает что-то простое, понятное
Корочки позволяют Игорю войти в башню, поднимают его, как на крыльях, на тридцать какой-то этаж. Хром, стекло, металл, ощущение как в тюрьме или больнице, хотя если судить по количеству барельефов на стенах, скорее музей современного искусства. Разумовский не сразу встает из-за
стола, сначала суетливо прячет бумаги (как будто Игорь ничего не замечает), потом прячет руки в карманы, занавешивая лицо волосами, весь какой-то кривой, маленький, неловкий, как шарнирная кукла. Игорь объясняет про дело, про Чумного доктора и про то, что ищет улики. Разумовский
мямлит и юлит, а потом поднимает на Игоря глаза и говорит очень четко, закаменев красивым лицом, что свобода слова — это неотъемлемое право любого человека, и Игорь понимает, что он рыжий.
То есть, он это знал, конечно. В газетах, журналах, новостных сводках постоянно пишут:
К середине разговора Игорь садится на стол и продолжает уже так, расслабленно сунув руки руки в карманы — как будто и не было десятка лет между. Серёжа смеётся над каждым его вопросом, тоже как будто это школьная перемена и Игорь нарочно делает вид,
что не помнит, как ходят шахматные фигуры, чтоб Серёжа почувствовал себя умнее на фоне крутого старшеклассника. И вроде не были никогда такими уж близкими друзьями, и разошлись легко, когда Игоря унесло сначала в академию, потом на службу — не до пары детдомовцев, взрослая жизнь,
а разговор течет легко и беззаботно.
— А я всегда знал, что ты дохера поднимешься, — заявляет Игорь предельно честно (по Серёже и в пятом классе было видно светлую голову, только Игорь ставил на Нобеля к двадцати пяти, а Серый решил зашибать миллионы). — А подружка твоя где?