Thread by @tenka0o4

— Ну не дуйся.

— Я не дуюсь. Иди отмечай, ты герой часа, — морщится Федя.

Вечеринка в отделении в самом разгаре: по рукам идут кружки и пластиковые стаканчики с водкой пополам с соком для везучих и чаем для невезучих (пить это без разбавона не рискуют, бутылка пахнет палью).

Отмечают хорошее дело — банду медвежатников из центрального района вчера оформили по весм статьям и наконец-то закрыли. Три года сбора улик — и Костя Гром, который в последний момент заорал "да че тут думать" и вышиб замок в двери одной квартиры одним прицельным выстрелом.

Ровно в разгар ограбления.

— Федь, ну правда. Если бы ты не собрал эти наводки, я бы все равно не знал, где искать.

Да, карта со всеми потенциальными точками ограблений была составлена Федей лично. Да всё обвинение держится на бумагах, которые он держал в порядке эти три года.

Но на точке был Костя, и двери выбил Костя, и в квартиру посреди ограбления выбил Костя. Не стал ждать подмоги.

Не побоялся, что медвежатники будут хорошо вооружены.

Он пытается разлохматить себе волосы пятерней и морщится.

— Болит, зараза, — это он про заклеенную дешевым

белым пластырем полоску на виске. Пуля сбрила чистенько, только волосы и самый верхний слой кожи, даже швы накладывать не пришлось. Везучий он у вас, сказал медик со скорой. А Костя ухмыльнулся и хлопнул по плечу: сказал же, не надо вызывать, че ты вечно трусишь, Федь?

Че-че. Через плечо.

На полоску пластыря Федя не смотрит. И вообще на Костю. Смотрит в полупустую кружку и с липким отвращением думает, допивать или уже не пытаться почувствовать веселье и валить домой.

— Ну Федь. Я в отчете всё как есть написал. Что ты — половину работы сделал.

Федя хмыкает, качает головой.

— Фе-едь.

— Вот че ты ко мне прилип, а?

— Потому что ты ду-уешься.

Костя выпил намного больше, чем половину кружки. Он и стоит-то не очень прямо, и интонации у него еще больше, чем всегда, похожи на капризные детские. А хватка — как у трезвого.

Не вывернешься. И к цели идет как трезвый, даже хуже.

— Я просто хочу домой. Кость, иди развлекайся.

— Я без тебя не хочу.

Это почти заставляет черствое ментовское сердце дрогнуть. Как искренне. Костя, кажется, вообще что угодно скажет, лишь бы на него не обижались, только

почему-то всегда не то.

— Кость...

— Ну что мне сделать?

Извиниться, думает Федя, пялясь в кружку, чтобы только не смотреть в эти просящие глаза. Вслух не говорит, знает: Костя раньше сдохнет, чем скажет "извини", а если извинится, то за что-нибудь в духе "прости, что увел

твое дело, ну хочешь, чтобы честно, я тебе своих угонщиков отдам". Как в песочнице: держи мои машинки, почему ты все еще плачешь?

Да не надо скорую, говорит, истекая кровью на чужой ковер. Да там царапина. Че ты вечно трусишь, Федь?

— Ладно, я останусь. Ненадолго. Полчаса.

— Час! — возражает Костя, улыбаясь от уха до уха. Федя качает головой. Какая разница, Костя слишком пьян, чтобы следить за временем и поверит на слово. — Федь, ты такой хороший друг, спасибо тебе, иди я тебя поцелую...

— Фу, Кость! — это все-таки заставляет Федю расхохотаться.

— Прекрати!

— Я хочу поцеловать своего друга!

Они смеются оба, Федя понимает, что все-таки немножко пьян, потому что отпихнуть Костю сил не хватает, тем более что одна рука еще занята кружкой с водкой; Костя крепко берет его лицо в ладони, звучно чмокает в губы. У него колючая

борода и ужасно пахнет изо рта — смесью водки и бутербродов со шпротами. Федя не может перестать смеяться.

— Кость, дурак, отстань от меня... — от смеха не хватает кислорода. Костя, наоборот, смотрит странно серьезно.

— Всё ещё дуешься, — вздыхает, поглаживая по скуле пальцем.

— Да не дуюсь я...

— Дай еще поцелую.

— Кость...

Костя прижимается к его рту, приоткрыв свой. Накрывает губы, покалывая нежную кожу рядом щетиной, лижет снаружи, потом на выдохе его язык оказывается внутри, жарко и мокро трогает десны, гладит по языку. Костя держит его голову

крепко, только чуть приподнимает к себе, да Федя и забывает выворачиваться, и получается, что целовать Федю ему очень удобно, и он делает это так уверенно, как будто пока все в академии сдавали первую помощь, его учили сосаться с напарниками. Ему не мешает нос, его не беспокоят

усы, и если ему неловко за кусочки зелени между зубами, Федя об этом никогда не узнает. Он, наверное, правда много выпил, потому что от процентного содержания спирта в его дыхании у Феди начинает кружиться голова, а потом Костя делает так — всасывает его язык, позволяет и себя

тоже облизать, и выдыхает довольно, и царапает зубами нижнюю губу, и от всего этого Федю вдруг прошивает током до кончиков пальцев на ногах, совершенно ненормально для поцелуя с напарником — если может быть что-то нормальное в поцелуях с напарником, черт бы побрал Костю Грома.

Звук, который Федя от этого издает, он сам никогда раньше не слышал, какой-то задушенный щенячий писк; это помогает, потому что Костя в тот же момент отстраняется и прижимается лбом к его лбу, внимательными пьяными глазами заглядывая в самую душу.

— Не дуешься больше?

— Нет...

— Молодец, — он снова чмокает его в губы, треплет по щеке невообразимо покровительственным жестом, у Феди внутри от этого вспыхивает что-то жалкое и действительно обиженное, и он сам хватает Костю за ворот, не давая отстраниться.

— Только какого хрена ты вечно лезешь так, чтобы

собрать на себя все пули!

Костя моргает и на мгновение, Феде кажется, смотрит немного трезвее и так удивленно, как будто Федя третью голову отрастил.

— Федь, ну ты дурак? А что, я тебя первого туда должен пускать?

Федя тоже моргает, пытаясь понять пьяную (он надеется) логику

в словах Кости. Первым? Да уж лучше бы первым! Он бы разведал обстановку тихонько и не дал Косте прыгнуть прямо под прицелы трех стволов, это же чудо, что он не был весь в дырочку, как дуршлаг, нет, стоп, стоп!

— Кость! Мы могли туда просто не лезть! Дождаться спецназа,

как нормальные люди, Костя!

— Да нуу, — пьяно тянет Костя, отступая на шаг и улыбаясь снова, от уха до уха, как довольный собой мальчишка, — Федь, ты смешной такой, и что бы мы тогда сейчас отмечали? Выпьем за спецназ, друзья? Ну бред же!

— Костя, блин! — ну вот зла не хватает!

— Всё, пошли, — Костя не слушает совершенно, развязно приобнимает за плечи, и ни следа в нем нет от прежней виноватости. И даже не извинился! Как это удачно у него каждый раз получается, что Федя как будто дуется не по делу, а он его успокаивает...

Нетрадиционными методами.

Федю снова пробирает — и жаром, и дрожью, и странной слабостью в коленях. Он тайком вытирает губы запястьем; рука Кости ощутимо тяжелая и горчая, и пальцы его лежат слишком близко к вороту куртки, еще чуть-чуть и коснутся шеи, почувствуют мурашки, может даже решат пощекотать.

Федя пытается вывернуться, но Костя только притягивает ближе. Федя позволяет — конечно, Федя всё ему позволяет.

{#громокопенко, #громокопенки, #мгтд, #гтд, короче, Федя, Костя и какой-то далекий преканон}