Thread by @_ichbin

— Кость, ты чего?

Юра мажет сонным взглядом по сидящему на кровати чёрному силуэту и медленно моргает, подавляя широкий зевок. Приподнимается на локте, свободной рукой тянется к ночнику и вздрагивает от неожиданности, когда чужая ладонь накрывает его запястье.

#смиргромы #гтд

— Не надо. Спи. Всё нормально.

Гром говорит шёпотом, видимо, чтобы не выдать дрожь в голосе, но Юре не нужно большего, чтобы понять, что не всё нормально. Он слышит сдавленный, едва различимый всхлип, и сон как рукой снимает.

— Кость..

— Всё нормально, — отрезает Гром.

В голосе слышится раздражение вперемешку со страхом, и Юра садится в кровати, на мгновение задумываясь, что делать.

Этого мгновения хватает, чтобы Гром лёг обратно в постель, накрылся одеялом с головой, стянув половину с Юры, и затих, иногда тихонько шмыгая носом.

Чёрт.

Юра совершенно не умеет успокаивать людей. Он не знает, что сказать, но смутная тревога сжимает грудную клетку. Гром, разумеется, не первый мент с ПТСР, оказавшийся в его постели, но первый, кто в этой постели заснул, а не собрал вещи после секса и не ушёл.

И первый, за кого Юра беспокоится. Юре хочется, чтобы Гром чувствовал себя хорошо рядом с ним. И не только рядом с ним. Наверное, это и называется любовью?

Юра больше ничего не говорит. Он чешет в затылке и, немного помедлив, встаёт с кровати. Ищет ступнями мягкие тапочки,

кутается в пошло-бордовый тёплый халат и, шаркая, плетется на кухню.

Когда на кухне загорается тусклый свет, Гром высовывает из-под одеяла покрасневший нос и поспешно стирает постыдную влагу с щёк запястьем, хмурясь. Садится, спускает босые ноги на пол и ищет взглядом вещи.

Сомнений в том, что ему сейчас укажут на дверь, нет, и Гром торопливо подбирает шмот с пола. Он садится на кровать и сосредоточенно надевает носок с дыркой на пальце и затвердевшей от влаги подошвой. Неприятно после (совместного) душа надевать грязное, но Гром непритязателен.

По крайней мере, сейчас.

Когда Юра появляется в дверном проёме с чашкой в руках, Гром путается в рукавах рубашки и застывает побитой собакой посреди комнаты. Юра окидывает его нечитаемым взглядом, и Костя почему-то впервые чувствует потребность оправдаться.

— Я это. Пойду, наверное, — бормочет он тихо, наконец, сунув руку в рукав и неестественно выпрямившись, как солдат на плацу. Бегает взглядом по спальне, не поднимая глаз на Смирнова, и почему-то чувствует себя жутко виноватым. Мало того, что разбудил среди ночи своим воем,

нагрубил, так ещё и съебывается, как от спидозной проститутки. Хорош любовник.

— Не надо. Всё нормально. Садись.

Голос Юры звучит неожиданно спокойно, и Гром вскидывает на секунду взгляд, непослушными пальцами застегивая молнию на ширинке.

— Садись, — уже мягче повторяет Юра.

Гром послушно опускается на кровать, всё ещё полураздетый, в одном носке (второй найти не удалось), и хмурится. Юра ставит чашку на тумбочку и садится рядом. Он по-прежнему не знает, что сказать, поэтому просто накрывает руку Кости своей.

— Чай. С мятой. Усп-успокаивает, — сообщает Юра, кивая на чашку. — Попей и ложись. Завтра всё равно выходной. Я..

Гром молчит, и Юра прикусывает язык, мысленно обругивая себя. На кой этот чай Грому? Может, он вообще мяту не любит. Надо было с ромашкой.

Да и с какого хера он вообще полез Грома успокаивать? Он Грому кто вообще? Ни сват, ни брат: так, способ скоротать ночь. И вообще...

..и вообще Юра теряется, когда Гром молча прислоняется лбом к его груди и выдыхает, опуская ладони на его бёдра.

— Спасибо.

Гром шепчет еле разборчиво, но у Юры хватает ума не переспрашивать. Он лишь неловко зарывается пальцами в волосы Кости и мягко их ерошит. Костя неловко трется колючей щекой о его халат — высшая степень признательности. Браво.

— Ты это.. Не сердишься?

Юра слегка хмурится и осторожно ложится на кровать, утаскивая любовника за собой. Тот все ещё не решается поднять взгляд и прячет лицо на его груди.

— За что?

— Я с тебя одеяло стянул. Нечаянно.

Гром слышит, как в чужой грудной клетке зарождается тихий глубокий смех.

На душе почему-то теплеет, и Юра чувствует, как расслабляются плечи Грома под его рукой.

— Нет. Не сержусь. Кошмары?

Гром медлит перед тем, как кивнуть, и Юра, нащупав рукой одеяло, укрывает обоих. Он немного задерживается, чтобы заботливо подоткнуть одеяло под ноги Грома.

И Костю от этого простого, но почему-то такого уютного и домашнего жеста прорывает. И он, не дожидаясь, пока голова Юры коснётся подушки, подрагивающим голосом рассказывает о том, что кошмары эти преследуют его лет с двадцати трёх, когда его в холодной питерской подворотне

впервые подстрелили, и что обычно он спокойно спит ночью и никого не будит своими криками, честное слово, Юрк, такого больше не повторится (на этом месте Юра обнимает его крепче), и что в детстве мама ему так же ноги одеялом укрывала, и чай вкусно пахнет.

— Я вообще мятный чай люблю, только заваривать его некогда, — резюмирует Костя, успокаиваясь.

Руки его уже не так сильно сжимают халат Юры, просто лежат на его талии. Костя устало прислоняется лбом к плечу Смирнова и шмыгает носом.

— И тебя тоже.

— Заваривать тоже некогда? — сонно уточняет Юра, на автомате уже гладя Грома по спине.

— Какой же ты всё-таки гандон, Смирнов, — беззлобно бормочет Гром и смеётся тихо. — Я тут душу изливаю, а ты..

Спустя пару мгновений, показавшихся Косте вечностью, Смирнов, наконец, выдыхает:

— И я тебя. Люблю. Тоже. Спи.

Гром чувствует, как глупая мальчишеская улыбка трогает губы, и закрывает глаза. Пальцы Юры мягко ерошат его волосы. Тёплой волной накатывает дрёма.

— Кость..
— М? — Гром приоткрывает один глаз, щурясь на Юру.
— Ты б носок снял. Воняет — пиздец.