Thread by @_ichbin

Лицо у Юры делается совсем сложное, и Гром уже не уверен в том, что это хорошая идея. Но отступать поздно, и он, немного помявшись, протягивает Юре аккуратную коробочку из цветного картона, перевязанную голубой атласной лентой.

— Ну это.. С днём рождения.

#смиргромы #гтд

Юра не помнит, когда в последний раз он отмечал день рождения. Ещё в институте, до того, как мама умерла, наверное. Потом как-то не до того стало. Да и не с кем. В свой день рождения он или пил безбожно, предаваясь тоске и самобичеванию, или работал. С коллегами теплых отношений

у Смирнова тоже как-то не сложилось. Поэтому, когда весь отдел (и он в том числе, куда деваться) поздравлял Федю с днём рождения и кто-то даже притащил громадный и ароматный домашний медовик, у Юры почему-то щипало в носу.
Федю дома ждала Лена.
Костю — Игорёк.
Юру никто не ждал.

Он уже смирился с тем, что у него никогда так не будет, и даже в некотором смысле гордился этим: мол, мне терять нечего, я волк-одиночка и в цирке не выступаю. И всё же почему-то перед каждым днём рождения в его душе загоралась какая-то детская надежда на чудо.

Сегодня к чуду он готов не был. Хмурова с утра вызвала его на ковёр, где с полчаса отчитывала и капала на мозг, а потом, когда он, раздраженный, вышел на улицу покурить и купить дешёвый кофе в ларьке напротив, какой-то уёбок на своей обоссанной "девятке" окатил его водой из лужи

с ног до головы.
"Чуда не будет", — мрачно подумал Смирнов, оглядев недавно купленный светлый плащ, и очень некстати почувствовал ком в горле. Браво.

Он щёлкает пальцами, круто разворачивается на каблуках и, окончательно униженный и растоптанный, плетется в участок.

Рабочий день тянется отвратительно медленно. К вечеру Юра, вроде бы ничего особо важного и не сделавший, чувствует себя выжатым, как лимон, и абсолютно обессиленным. Возвращается домой, промокший и со сломанным зонтом, и не раздеваясь падает на кровать лицом вниз.

Та жалобно скрипит, и Юра перед болезненным падением понимает, что явно переоценил её прочность.

Сидя на полу с пепельницей в одной руке и сигаретой в другой, Смирнов экзистенциально смотрит в стену и игнорирует настойчивые звонки в дверь.

Думает о том, что неплохо было бы сейчас повеситься, но для этого нужно идти в магазин за верёвкой, а сил на это нет. Стрелять из табельного и пугать соседей тоже не хочется: в квартире через стену только-только уложили ребёнка. Испугается ещё, проснётся, зачем оно надо.

Звонки в дверь сменяются громким стуком, и Юра нехотя поднимается с пола: не хватало ещё, чтобы дверь с петель снесли.

Гром был последним, кого он ожидал увидеть за дверью сегодня.

— Ну это.. С днём рождения.

Коробочка явно собрана вручную из жёлтого цветного картона: на боковой стороне видна пара лишних сгибов, а крышечка немного помята, и Юра с какой-то нежностью думает о том, как Гром обкладывал всё трехэтажной бранью, когда эту коробочку мастерил.

Ленточку явно у Лены Прокопенко одолжил. Да и бантик, аккуратный такой, красивый, явно завязывала она. От осознания, что Костя так заморочился и с коробочкой этой, и с походом к Прокопенкам, у Юры немного щиплет в уголках глаз.

— Спа-спасибо, — растерянно бормочет Юра, бережно принимая коробочку и от волнения даже забывая её открыть. — Красивая. Очень. Не стоило, правда. Ты проходи, садись. Чай будешь?

Гром смотрит скептически и не двигается с места. Переводит взгляд то на Юру, то на коробку.

— Может, откроешь? — интересуется он, насмешливо щуря глаза.

До Юры доходит, и он нервно усмехается. Честно говоря, он и простой коробочке был бы рад: и вправду красивая же. А уж если её Костя сам складывал, так вдвойне ценная.

— А. Да. Конечно, — отзывается он. — Сейчас.

По загоревшемуся взгляду Юры Гром понимает, что овчинка стоила выделки, и улыбается, пока Юра ошарашенно смотрит на дно коробки.

— Кость, это..

— Я просто помню, как ты фотографировать любил, пока твой Феликс Эдмундович не разбился, — Костя наблюдает за тем, как Юра трепетно

достаёт из коробочки новёхонький полароид. — А этот ещё и фотографии сразу печатает, прикинь, не надо париться и проявлять их.

Юра только и может что открывать и закрывать рот, как рыба, выброшенная на берег, и растерянно смотреть то на Грома, то на фотоаппарат.

— Кость, дорого же, зачем, — бормочет Юра, пытаясь не расплакаться. — Не стоило, правда.

Попытка не расплакаться оказывается проваленной, когда Гром подходит ближе и просто обнимает его за плечи.

— Стоило, — слышит Юра и жмурится, пряча лицо на чужой груди. — С днем рождения.

Они стоят посреди коридора, неловко обнимая друг друга, ещё пару минут, после чего Гром окидывает квартиру хозяйским взглядом.
— Надо бы тут прибраться. А то Прокопенки сейчас придут.
Глаза Юры с ещё невысохшими слезами на тёмных ресницах широко распахиваются.

— Как — Прокопенки? — ошалело переспрашивает он.

Костя легонько щёлкает его по носу и, уже зная квартиру Юры как свои пять пальцев, идёт на кухню за совком и веником.

— Лена сказала, что ты просто обязан попробовать её медовик с мандаринами. А Федя шампанским проставится.

— Что ж ты сразу не сказал! Надо срочно купить что-нибудь к столу, пол помыть, и вообще, — Смирнов бледнеет, явно паникуя, и получает легонько веником по голове.

— Так. Ты именинник. Сядь на диван, включи телевизор и сиди отдыхай. Я разберусь со всем, — спокойно отрезает Гром.

— Но..
— Приказ старшего по званию, капитан Смирнов, сидеть и не выёбываться. Исполнять.

Юра смеётся, но театрально подносит руку к виску.

— Есть сидеть и не выёбываться, тащ майор, — чётко отзывается он и ретируется.

Костя тепло щурится и одобрительно кивает.

— То-то же.

Исподтишка фотографируя Грома, со всей серьёзностью смахивающего веником паутину с потолка, Юра думает, что иногда чудеса всё-таки случаются.

Нужно только хотя бы капельку в них верить.