До дверей номера доходят вместе, а уже когда Юра ищет в кармане ключ, мужик резко сдает назад, причем буквально — пятится к стене, пока не упирается спиной в дверь напротив, выставляет перед собой ладони.
— Слушай, прости, что отнял твое время. Ты деньги оставь себе, я пойду...
— Первый раз?
Мужик взгляд отводит и вытирает об брюки вспотевшие ладони.
— Нет... — Юра укоризненно смотрит, мол, врачам, адвокатам и проституткам не врут, дядь. — В...второй. А первый я... пьяный был, на выпускном... я даже не уверен, что мне такое нравится, понимаешь...
— Вот и проверишь, дядь, ну чего ты, пойдем, — тут нужно немного ласки и очень жестко и уверенно прихватить клиента за шею сзади, пока не сбежал.
В номере тот нервно смотрит на кровать, будто ждет, что из-под неё кто-то вылезет и на него набросится, и садится на кресло в углу.
Пальцы сцепляет в замок, роняет руки между коленями, горбится. Весь этот вечер пока что идет так, что Юра бы предположил в клиенте очень неловкую подсадную утку, если бы соответствующая статья еще была в обиходе и если бы ментам не отваливали приличный процент от заработка.
Кто вообще начинает съем с вопроса "извините, а вы работаете?". Юре и смешно, и жалость какая-то чувствуется, как к заблудившемуся иностранцу, который держит карту вверх ногами и не понимает этого.
— Как тебя вообще сюда занесло, родной?
— Жена...
— Жена?
— Жена сказала...
Юра первым открывает мини-бар.
— Так, ну такого, чтоб жены мне глаза выцарапать пытались, у меня полно, а чтоб жена прислала клиента — это в первый раз.
Федя — он сам представился, и руку пожал, еще в баре, — неловко теребит галстук, затягивая узел еще туже, аж смотреть больно.
— Мы с ней говорили про... ладно, это не важно, просто — зашла речь про то, что и с кем у меня... и вот она меня спрашивает, ну а ты, говорит, уверен вообще? Я говорю — в чем? В чем, говорю, уверен? Что мне не нужно боа в перьях и стринги? — он заводится и начинает активнее
жестикулировать, и в этот момент Юре прям нравится, такой разгоряченный. Когда трахается, должно быть, тоже красив, удивительно, что жена так спокойно его отпустила. — А она говорит: что ты жизнь живешь ту, которую надо, а не трусишь что-то поменять... в конце концов, новое
тысячелетие... — тут он, видимо, вспоминает, зачем пришел, и снова стихает и кашляет в кулак. — Вот, говорит, в общем. Попробуй с мужчиной. Не понравится — будет о чем анекдоты рассказывать, — он нервно фыркает.
— Какая у тебя умная жена, — говорит Юра с искренним уважением
(и салютует бутылочкой с пробником вискаря).
— Она такая, — Федя тепло улыбается и снова вытирает ладони об брюки.
— Любишь её?
— Очень, — отвечает без раздумий и только потом смущается. — Наверное... черт его знает...
— А есть причины сомневаться?
Федя опускает взгляд.
Узоры на ковре под ногами же такие интересные, ну-ну. А Юру ответ не особо интересует — он разговор поддержит на любую тему, главное чтоб платили, — но мужику же явно надо.
— Был у меня один друг, — говорит Федя после паузы, очень-очень тихо. Юра поощрительно мычит, потягивая
виски из бутылочки еле-еле, чисто чтобы чувствовать вкус на языке. — Мы с ним... Мы прям хорошо дружили. У него сын был, представляешь, он меня папой называл, до того я у них часто бывал. А мне так... знаешь, он меня папой назовет, Костя улыбнется так, и я аж дышать не могу, как
хочется... — Юра ждет, но Федя молчит, молчит, а потом снова кашляет в кулак и трет шею. — В общем, потом я Ленку встретил. Так она мне понравилась, ну просто слов не было. Я ей предложение через полгода сделал, к концу года мы уже свадьбу сыграли. В очередь встали на квартиру...
— Наверное. Я не думал тогда, я просто боялся... очень... всего боялся. А с Леной так хорошо было, я и бояться забывал.
— И что, — спрашивает Юра деликатно, как может (мужику надо, видит бог, и надо не к нему, а на телефон
доверия, но уж что есть), — думаешь, если со мной получится — вернешь своего друга и признаешься ему?
Федя поднимает взгляд так резко, что застает Юру врасплох. Красивые у мужика глаза, большие такие, светлые. И несчастные.
— Не верну, — говорит, да так горько, что Юре хочется
отвернуться и уйти, черт бы с ними, с деньгами, только бы выбить из памяти этот тон, которым говорят только про непоправимое. — Он два года спустя...
— Мне жаль, — Федя кивает и нервно трет ладони. Юре, конечно, никакого Колю или как там его, не жаль, он о нем первый раз слышит.
Жаль, что Федя, который выглядит неплохим в сущности мужиком и жену вон любит, так себя мучает. — Он что-то с собой...
— Нет, нет! — Федя даже как будто пугается, смотрит удивленно своими большими глазами. — Что ты, с чего бы ему... на деле его, застрелили... я сына-то... Игорёк
хороший мальчик, совсем как родной нам. Мы его, конечно...
— Мне кажется, я тебе совсем не нужен, чтоб ты понял, что это любовь, — наверное, жестковато вышло, Федя вздрагивает, как от пощечины, и глаза таращит так, словно готов заплакать. Этого еще не хватало. Так что продолжает
Юра мягче: — Но мы проверим кое-что другое. Да ты не вставай, не надо... — Федя послушно откидывается на спинку кресла, складывает ладони на подлокотники. Юре нравится готовность, с которой он позволяет ему решить, что будет дальше, не задавая вопросов. Надо потом спросить,
как у них с женой в постели. Может, если он ей позволит собой немножко покомандовать, ему не нужно будет открывать никакие новые горизонты.
Юра подходит медленно, расслабленным кошачьим шагом. Сильно жеманничать не нужно, Федя явно не из любителей, но пуговицы на рубашке Юра все
все же расстегивает, показывая и пресс, и заманчиво блестящие колечки в сосках. Седлает Федю одним рывком, тот только успевает ахнуть. Кресло тесное — колени Юры сжали его бедра с двух сторон так, что захочет — не вывернется. Ладони Феди автоматически ложатся ему на бедра,
Юра берет одну и аккуратно заводит себе под расстегнутую рубашку.
— Куришь? — спрашивает он с завлекающей улыбкой. Федя сглатывает, кивает, потом вдруг резко мотает головой:
— Нет! Бросил, уже шесть лет как...
Жаль. Покурить, обмениваясь дымом из легких, было бы самое то.
Но Юра и без этого может провести пальцами по чужому лицу, потереться носом о нос, щекой о щеку, жарко выдохнуть в ухо, а когда Федя изумленно приоткроет рот — прихватить своими губами его нижнюю. Федя ахает. Юре только того и надо.
Целуются они долго, нежно и бережно.
Юра ласкает губы по очереди и вместе, лижет их, покусывает, иногда запускает язык в рот, но совсем ненадолго, потому что Федя сразу заводится, и не в хорошем смысле — глаза у него становятся большие и панические, тело начинает потряхивать, и Юра каждый раз аккуратно сдает назад.
— Нравится? — спрашивает на ухо минут через десять, когда губы уже припухли и ноют. Федя отвлекается — он запустил под рубашку обе руки и последние пару минут исследует Юру тактильно. Проколотые соски особо привлекают его внимание, вызывают детский восторг, как погремушка
у младенца, он все возвращается, чтобы потрогать и ущипнуть, и у Юры от этого уже наблюдается некоторое шевеление в штанах.
У Феди тоже — Юра сидит на нем вплотную и может почувствовать.
с совершенно удовлетворенной улыбкой, он наконец-то не выглядит так, словно Юра его похитил и запер здесь насильно. Юра может собой гордиться. Но он не успевает сказать, что кровать совсем близко и номер оплачен, потому что Федя следом отводит взгляд, и улыбка его становится
неловкой и смущенной, как у человека, который осознает, что делает всем неудобно, но ничего не может с собой поделать. — Ты очень красивый, и целуешься замечательно, ты мне вообще сразу понравился, как увидел...
— Но? — мягко подталкивает Юра.
— Но, если честно, я предпочел бы
сейчас быть с Леной, — у него краснеют не только щеки, но и уши.
Юра ничего не может поделать — это заставляет его совершенно по-дурацки хихикнуть, от чего Федя только больше смущается. Была б его воля, спрятал бы куда-нибудь лицо, но Юра не дает: ловит ладонью щеку,
поворачивает к себе, гладит большим пальцем по скуле, и Федя снова, расслабившись, поднимает лучистый взгляд.
— Видишь, с этим тоже разобрались.
— С чем? — уточняет Федя потерянно.
— Что это любовь, — поясняет Юра, улыбаясь от уха до уха, и Федя сначала моргает, а потом даже
жмурится от неловкости, но Юра видит, улыбается он довольно. — Продолжить хочешь?
— Нет, наверное...
— Хотя бы подрочить? — Юра намекающе спускает ладонь ему на пах, сжимает и поглаживает, и Федя чуть не выпрыгивает из кресла, Юра еле успевает сам подняться, чтоб не упасть.
— Не надо, не надо... тут же есть есть ванная?
— За той дверью.
— Спасибо. Я освежусь и пойду, наверное, это ничего?
— Конечно, хозяин барин, — Юра усмехается, Федя снова неловко мнется и потом быстро спрашивает:
— Слушай, а вот эти штуки... у тебя на груди... их можно
ставить без проколов? — он смущенно трет шею, когда Юра поднимает брови и медленно проводит по груди, касаясь соска с блестящим колечком. — Д-да, эти. Просто. Не просить же Ленку лишние дырки делать, да и больно, наверное, а в-выглядит... здорово...
— Сходи в секс-шоп, дядь, —
мягко предлагает Юра. — Я тебе даже адресок дам. Тебе там всё растолкуют по высшему разряду, и себя порадуешь, и жену.
Федя быстро кивает и юркает в ванную. Под шум воды из крана Юра возвращается в кресло, устраивается по-кошачьи, закинув одну ногу на спинку, вторую через
подлокотник. Закуривает, выдыхая дым в потолок. Думает беззлобно, мол, видишь, Юр, как оно получается — кому-то две любви выпадает, а кому-то потом даже одной не достается. Несправедливость, почему в чувствах не коммунизм и равенство? Или, может, для этого нужно быть таким,
как Федя, носить смешные усы и галстук и воспитывать чужих детей как своих? Юра пытается примерить на себя. Ребенок к Юре никак не прикладывается, ни свой, ни чужой. Эх, не судьба...
— Еще раз спасибо, — прощается Федя, закончив приводить себя в порядок. — Мне правда очень
помогло... это чаевые, если так можно...
— Можно-можно, — обещает Юра. — Приходите к нам еще. Советуйте друзьям. Привет Леночке! — это он выкрикивает в закрывающуюся дверь, но успевает услышать, как Федя смеется.
Они разглядывали его, как кусок мяса на рынке: скрестили руки на груди, одинаковыми жестами подносили к губам сигареты, которыми одинаково смолили.
— Малёк совсем, — сказал первый. — Не, не вариант.
— Так именно что малёк, — возразил второй. — Надо пользоваться, пока не завял.
///
Юра чувствовал взгляд спиной, но виду не подавал. Активный интерес снижал цену, это он уже выяснил (правил вообще было не то чтобы много, и все нащупывались интуитивно — ну или у него был такой подходящий склад ума). Он выжидал; посасывал через трубочку сладкий сироп,
разведенный водичкой — еще не хватало пить на работе, таких потом и находят с перерезанным горлом в гостиничном номере, — косился в зеркало за баром и ждал, пока к нему подойдут. Его работа вообще, как оказалось, состояла из ожидания чуть более чем полностью. Активных действий
#ментрио в омегаверсе и/или дом/саб ау, где Костя привык пользоваться своей доминантностью/гормонами альфы, чтобы передавливать все претензии Феди, это же так удобно, правильно посмотрел, рыкнул как следует, и Федя замирает на полуслове и смотрит завороженным кроликом
Будет потом фырчать, ругаться, обижаться: Костя, ты опять, ну я же просил так не делать, ты знаешь, что этому тяжело сопротивляться! Костя курит и отмахивается — Федь, ну ты знаешь, я нечаянно. Всё, давай, больше так не буду (будет)
А потом появляется Юра. И Костя, чуя в нем
второго нижнего, прощупывает границы, убеждается — этот тот еще пластилин, могу использовать при случае; но когда происходит первая стычка и он использует на нем тот самый доминантный тон, Юра смотрит прохладно и иронично. Потому что Юра свитч. И пока Костя перестраивает
Утащив пальто в примерочную кабинку, он колупает бирку с лейблом, вглядывается в каждую строчку, дергает пуговицы и петельки, разве что на вкус не пробует. Он с такой тщательностью не проверял деньги на фальшивку, это о чем-то говорит.
Если его бесстыжие глаза не врут, это настоящий Армани. Здесь, в комиссионке на Ваське, которая по-модному назвала себя "европейский секонд-хэнд", но все еще предлагает примерять товар на картонке за простынкой. Очуметь.
— Ну как? — скучающе спрашивает продавщица, когда он
выходит пару минут спустя.
— Не знаю, — тянет Юра, изображая сомнения, и не те, которые "понравилось, но не уверен, брать или не брать", а скорее "ах, нужно ли мне это пятое пальто в мой роскошный гардероб". — Все-таки не на нашу погоду такое... а вы скидочки не делаете-с?
Юра разложен на большом столе в кабинете начальства, штаны спущены до щиколоток, мутный взгляд сфокусирован на одной из дурацких статуэток с собачими головами, пальцы до побеления вцепились в край стола, в зубах закушен край галстука — стоны не глушит, но не жает сжеваит язык.
Юру ебут большим резиновым членом, что не самое обычное положение для Юры, хотя ебут его в целом достаточно регулярно. Хмурова двигает бедрами медотично, не сбиваясь с ритма, если Юра пытается пошевелиться, прогнуться, приподнять зад — давит ему на поясницу ладонью, ц-ц-ц.
Хмурова ебет исключительно в самом правильном направлении, так, чтоб на каждое движение ризоный член проходился точненько по простате, вызывая у Юры спазматические корчи удовольствия по всему телу, искры под веками и крупные крокодильи слезы, текущие по щекам. Юре этого слишком
Ну вот, теперь думаю про ментрио, постепенно набирающее возраст....
Костя первым седеет, сначала почему-то на груди, потом уже волосами на голове. У него же первого начинает сыпаться здоровье — тут болит, там стреляет, месть организма за все годы, что он его не щадил. Федя с Юрой привыкают говорить погромче и слышать ответы на пару тонов выше чем
стоило бы, потому что Костя очень долго отказывается признавать, что у него проблемы со слухом. Тем более он отказывается переезжать к Прокопенко, даже если колени ноют, когда он поднимается пешком на мансарду...
Но страшнее всего то, как он иногда кашляет в ванной по ночам.
Песня poet soldier king и #ментрио, но это две тыщ двадцати третий год, все живы ау, Юра увидел нарезки в тиктоке, прибежал к своим мужикам и такой братцы братцы смотрите это же прям про нас, вот смотрите, я — солдат...
— Да какой ты солдат!
— Так, кто из нас троих убивал?
— Убить может и хорошо мотивированная утка! У тебя язык болтается как висельник, ты уж тогда поэт, если идти по тексту!
— Че это он поэт, Федь, если ты у нас решаешь проблемы словами через рот? У меня на твои "нам надо серьезно поговорить" триггер, как после афгана на вертолеты!
— Ну ты у нас зато король, Кость.
— Ну да, есть такое.
— Юр, ты смотри, ему даже не стыдно! Корона не жмет?
— Не-а, в самый раз)))
Так и спорят, перетасовывая роли, до самого вечера — беззлобно, но с жаром, а то в их возрасте уже ни погонь, ни перестрелок, ни даже уйти, хлопнув