Они валяются в постели после, тяжело дышат, Юра рассеянно причесывает волосы пальцами, Костя смотрит на него из-под ресниц, усмехаясь чему-то своему. Когда Юра тянется взять с тумбочки сигареты — перехватывает его руку, разглядывает, как диковинку в антикварном магазине.
— Ты их вообще когда-нибудь снимаешь?
— Когда купаюсь и мою посуду, — отвечает Юра, тоже улыбаясь. Конечно, снимать перстни приходится намного чаще, и по служебным вопросам, и ради банального удобства, но без них Юре неуютно, Юра любит увешаться аксессуарами, они дополняют
образ и немного тянут к земле, не давая совсем улететь мыслями под облака. Цепочки можно грызть, перстни можно вертеть, а как замечательно было дергать колечко в ухе, пока думаешь над сложными вопросами в контрольной — эх, что теперь вспоминать.
Косте, конечно, странно.
Костя весь чистый функционал, как старый добрый советский холодильник, который еще всех переживет, или жигуленок, который можно починить, имея одну изоленту и много решимости. Чем меньше вещей, тем меньше можно потерять, тем меньше тебя тормозит и отвлекает, если бы Костя
каждое утро перед выходом на службу выбирал перед зеркалом, какой перстень будет сочетаться с зажимом на галстуке, полиция Петербурга лишилась бы бойца. Нет, выбор Кости — это один бессменный вельветовый пиджак на все времена и стрижка той длины, когда про расческу можно забыть.
Но блеск на пальцах его привлекает, как сороку или ребенка, увидевшего яркую игрушку. Юра позволяет ему разглядывать сколько захочется, благо, зажечь сигарету он может и одной левой, счастье быть амбидекстром. У него на правой два, на безымянном и на указательном, один чисто
золотой с плоской вставкой с вензелем (настоящий антиквариат, даже если Юра не знает, чей), второй с черным камнем, иногда заставляющий Юру задаваться вопросом, не слишком ли женственно он смотрится, у него же и так узкие, почти дамские пальцы. Вот на него Костя и смотрит,
а потом берет двумя своими и медленно стягивает с пальца, и бросьте в Юру камень, но он не виноват, что ему от этого делается горячо, потому что его сейчас от любых действий Кости, связанных с поступательно-возвратными движениями, бросает в жар. Даже сигарету прикусывает,
забывшись, но Костя не планирует его ласкать — он разглядывает перстень придирчиво, как оценщик в ломбарде, близко поднеся к глазам.
— Не налезет, — говорит задумчиво.
— А ты попробуй на мизинец, — отвечает Юра, и ему становится еще жарче от одной мысли, ну а Косте только дай
повод, он же рад попробовать все, и сверху, и снизу, и кольцо на палец. И действительно, на крупные пальцы Кости перстень чуть тесноват, но мизинец есть мизинец. Налезает.
— Браво, — выдыхает Юра вместе с дымом. — Браво, Кость. Какая красота.
— Не знаю. Это больше твоя фишка.
— Не знаю, не знаю, тебе тоже хорошо, — мысли Юры бросаются врассыпную, как застуканные в мусорном баке белки. — Тебе нужно чем-то делать себе имидж. Знаешь что? Забирай, если хочешь.
— Да? Ты уверен?
— Аб-абсолютно, — часто кивает Юра. — У меня таких, знаешь, еще десять дома.
— Мне такое и носить не с чем...
— С костюмом! С костюмом очень хорошо будет, будешь как гангстер, мы бандито, гангстерито...
— Это не то, как я хочу выглядеть, — хмыкает Костя, но, кажется, не обиженно, больше насмешливо, мол, Юра, ты ничего не попутал? А Юра не попутал.
Просто Косте правда идет. Ну и переволновался немного.
— Ну, ладно. Спасибо, — Костя перстень снимает, прячет в ладони и запрокидывает голову: — Одну затяжечку?
Юра бы сказал "возьми себе другую", но ему слишком нравится возможность что-то Косте дать, так что он делится своей.
Косте действительно не с чем носить роскошные перстни, с вельветовыми пиджаками не сочетаются золото и камни, Юра с Костей вообще сочетается плохо в любых вариациях. В участке он сверлит взглядом его красивые руки и все думает, думает ли Костя о нем (о перстне) хоть иногда,
собираясь по утрам. Смотрит ли на себя в зеркало и задается шальным вопросом — не надеть ли костюм, а к нему перстень, вот ребята охуеют? Скорее, конечно, перстень лежит в коробке с другими мелочами в пыльном комоде в прихожей, и думать о нем Костя забыл сразу, как забрал.
Такова судьба драгоценностей, которые раздаривают людям, которые их не оценят, журит себя Юра. Но не жалеет, впрочем, потому что Костя захотел взять, и иногда этого уже много, почти достаточно.
А Костя, конечно, перстень носит, но в кармашке. Чтоб не пялились.
Настроение пять часов думать про крошечного транс Игорька
Игорёк как раз в том возрасте когда в соседнем дворе можно представиться Игорем для крутизны (ну потому что "ментовская дочка" даст тебе максимум кликуху "Авария" а сын мента это солидно, да?) и никто ничего не заподозрит, мы все тут одинаково лохматые и в безразмерных олимпийках
Один Игнат шарит, но Игнат сам первый согласится, что гендерная интрига прибавит им очков популярности, так держать, М...то есть Игорюня
Они разглядывали его, как кусок мяса на рынке: скрестили руки на груди, одинаковыми жестами подносили к губам сигареты, которыми одинаково смолили.
— Малёк совсем, — сказал первый. — Не, не вариант.
— Так именно что малёк, — возразил второй. — Надо пользоваться, пока не завял.
///
Юра чувствовал взгляд спиной, но виду не подавал. Активный интерес снижал цену, это он уже выяснил (правил вообще было не то чтобы много, и все нащупывались интуитивно — ну или у него был такой подходящий склад ума). Он выжидал; посасывал через трубочку сладкий сироп,
разведенный водичкой — еще не хватало пить на работе, таких потом и находят с перерезанным горлом в гостиничном номере, — косился в зеркало за баром и ждал, пока к нему подойдут. Его работа вообще, как оказалось, состояла из ожидания чуть более чем полностью. Активных действий
#ментрио в омегаверсе и/или дом/саб ау, где Костя привык пользоваться своей доминантностью/гормонами альфы, чтобы передавливать все претензии Феди, это же так удобно, правильно посмотрел, рыкнул как следует, и Федя замирает на полуслове и смотрит завороженным кроликом
Будет потом фырчать, ругаться, обижаться: Костя, ты опять, ну я же просил так не делать, ты знаешь, что этому тяжело сопротивляться! Костя курит и отмахивается — Федь, ну ты знаешь, я нечаянно. Всё, давай, больше так не буду (будет)
А потом появляется Юра. И Костя, чуя в нем
второго нижнего, прощупывает границы, убеждается — этот тот еще пластилин, могу использовать при случае; но когда происходит первая стычка и он использует на нем тот самый доминантный тон, Юра смотрит прохладно и иронично. Потому что Юра свитч. И пока Костя перестраивает
До дверей номера доходят вместе, а уже когда Юра ищет в кармане ключ, мужик резко сдает назад, причем буквально — пятится к стене, пока не упирается спиной в дверь напротив, выставляет перед собой ладони.
— Слушай, прости, что отнял твое время. Ты деньги оставь себе, я пойду...
— Первый раз?
Мужик взгляд отводит и вытирает об брюки вспотевшие ладони.
— Нет... — Юра укоризненно смотрит, мол, врачам, адвокатам и проституткам не врут, дядь. — В...второй. А первый я... пьяный был, на выпускном... я даже не уверен, что мне такое нравится, понимаешь...
— Вот и проверишь, дядь, ну чего ты, пойдем, — тут нужно немного ласки и очень жестко и уверенно прихватить клиента за шею сзади, пока не сбежал.
В номере тот нервно смотрит на кровать, будто ждет, что из-под неё кто-то вылезет и на него набросится, и садится на кресло в углу.
Утащив пальто в примерочную кабинку, он колупает бирку с лейблом, вглядывается в каждую строчку, дергает пуговицы и петельки, разве что на вкус не пробует. Он с такой тщательностью не проверял деньги на фальшивку, это о чем-то говорит.
Если его бесстыжие глаза не врут, это настоящий Армани. Здесь, в комиссионке на Ваське, которая по-модному назвала себя "европейский секонд-хэнд", но все еще предлагает примерять товар на картонке за простынкой. Очуметь.
— Ну как? — скучающе спрашивает продавщица, когда он
выходит пару минут спустя.
— Не знаю, — тянет Юра, изображая сомнения, и не те, которые "понравилось, но не уверен, брать или не брать", а скорее "ах, нужно ли мне это пятое пальто в мой роскошный гардероб". — Все-таки не на нашу погоду такое... а вы скидочки не делаете-с?