Thread by @tenka0o4

Чужие звездочки обмыты на все деньги, из шумного ресторана они вываливаются в теплую майскую ночь. Коллеги расходятся нетвердым шагом, а они все покачиваются у входа, обмениваясь сигаретами из разных пачек (у каждого есть своя, но хочется быть щедрым). Расходиться чудовищно рано.

Юра вздыхает: дааа... и Федя присоединяется: ага, здорово... Костя третьим выдыхает в воздух струйку дыма и смотрит из-под полуопущенных век таким взглядом, от которого Федя чуть-чуть трезвеет, потому что _сейчас_начнется_.

— Поехали ко мне?

— К тебе? — оживляется Юра.

— Ну а че? Ночь молода... малой у Ленки... а, Федь? Поехали?

Костя смотрит змеем-искусителем, Юра чуть не машет по-собачьи хвостом. Федя медленно крутит идею в голове и минусов в ней, как ни странно, не видит.

— Только не... упиваться в хлам, — просит, осторожно соединяя слоги.

— Я не... не в том возрасте, чтобы...

— Всё ты в том, — заверяет Костя, обнимая за плечи. — Юр... организуй нам тр-ранспорт!

— Такси! — истошно орет Юра, размахивая рукой у дороги. Никакого им, конечно, такси в такой час, но через пару минут останавливается какой-то частник.

— Товарищ! До центра довезете?

— Всех троих? — их скептично осматривает лицо явно не петербургской национальности.

— Да мы смирные, брат, мы вообще... мы милиция, — доказывают, показывая корочки вверх ногами. Частник не выглядит впечатленным, но потом Юрка достает бабки.

— Ну-ну, милиция... садитесь, только не на переднее. У меня под ним монтировка.

Сгружаются втроем на заднее. Водила выкручивает магнитолу погромче, играет свежачок Арии, и Костя немедленно оживляется. У него красивый голос, когда он забывает ворчать и делать вид, что петь ему

совсем не интересно, с водилой на пару они технично орут "возьми моё сердце, возьми мою душу" и "я зверь, мне покоя нет". Федя с Юрой только успевают переглядываться, ухмыляясь во весь рот, и придерживать Костю за плечи, чтоб он не полез на переднее сидение брататься с водителем.

— Родной! Тебя как звать?

— Давидом.

— А по батюшке?

— Родионович.

— Мировой ты мужик, Давид Родионович, — решает Костя. — У тебя дети есть?

Федя прикрывает лицо ладонью, стараясь не заржать. Расплата, мужик, за всех клиентов, которые лезть в окно хотели от твоей болтовни.

— Ну, есть.

— Пацан или девчонка?

— Пацан.

— Это хорошо, хорошо, когда пацан! У нас тоже пацан, да, Федь? Такой пацан...

Потом Костю приходится оттаскивать от водительской дверцы, чтобы он не насовал водиле полные карманы купюр ("пацану что-нибудь купишь... пацанам надо...").

В квартире Костя швыряет пиджак на вешалку так, что она обваливается на пол, и уверенно идет к книжному шкафу. Федя находит Юре тапки и еле слышно уговаривает надеть: ты не хочешь знать, когда тут последний раз мыли полы, давай, носки пожалей. Сам просто разувается. Юра шатается

туда-сюда, разглядывая (и трогая) всё, от телескопа до глобуса у Игорька на столе. Замирает у немытого окна, таращась на контур Исаакия на фоне ночного неба. Ну а что, вид тут и правда хорош.

Костя выныривает из шкафа с радостным восклицанием и демонстрирует бутылку.

— Во! Знал, что ещё осталось. Федька сам настаивал. Федь, тащи рюмки. А лучше сразу стаканы.

Федя тащит, предварительно помыв. Юра вешает пальто на телескоп. Первую порцию пьют залпом, вторую потягивают медленно, Юра с Федей — на диване, Костя — беспокойно шатаясь по гостиной.

В нем слишком много нерастраченной энергии, Федя видит, как он вертит в пальцах стакан, как притопывает. Когда начинает вертеть ручки радиоприемника, Федя даже не пытается напомнить про поздний час. Пускай, соседи Костю и так уже не любят...

Федя танцевать не умеет, только

головой покачивает. Юра щелкает пальцами одной руки в такт протяжной мелодии. Костя делает плечами волну, изящный такой, и не скажешь, что по манерам чистый медведь. Прикрывает глаза, поднимает руки над головой, переступает с ноги на ногу, медленно опускает руки на плечи,

пародией на объятье.

— Чего не танцуете? — спрашивает хрипловато.

— Не хочется.

— Мы лучше посмотрим, — Юра довольно скалится.

— Вот вы черти. Надо было звать с собой Давида. Он бы не ленился.

— А ты давай за т-троих, родной, — ухмыляется Юра шире. Костя пожимает плечами.

"Это шепот усталых губ, это слабость усталых рук", завывает девушка с радио. Костя покачивается, как змея под дудочку восточного фокусника, проводит ладонями по рукам, по бокам до талии. Вытаскивает из-за ремня подол рубашки, и Федя садится прямее и шумно выдыхает через нос.

Когда Костя начинает её расстегивать, начиная с нижних пуговиц, Юрка свистит в два пальца — сильно громче, чем играет музыка, Федя на него длинно шипит, Юра послушно прижимает палец к губам и продолжает почти шепотом:

— Браво, браво!

Костя кидает рубашкой в Федю, попадя

безошибочно даже с закрытыми глазами, и наставляет палец:

— Повесь! Мне в ней завтра еще на родительское собрание...

— Отец года, — они все невольно хохочут, а потом Костя тянет из-под ремня майку, и становится уже не смешно, еще на стадии, когда видно только пресс и густую

курчавую поросль. Он несколько раз поднимает подол выше пупка и словно передумывает, разжимает пальцы, снова плавно движется, обводя пальцами бицепсы и разлет ключиц. На третий такой раз девица выводит "мне мало-мало-мало", и одновременно с этим оскорбленно взвывает Юра:

— Костя! Ну й-ёб твою мать!

— Аха-х, — очередь Кости довольно скалиться. — Чё перевозбудился, Смирнов? Ни разу мужика без майки не видел?

Видел, конечно, и даже Костю персонально да, но Федя понимает, его самого электричеством прошивает на каждое новое плавное движение рук.

Трек сменяется. Костя замирает на мгновение, потом расплывается в улыбке и начинает двигаться резче, ритмично помахивая кулаками, как будто зажал в них маракасы. Нелепая песенка про Занзибар провоцирует хлопать в такт, а Костя под аплодисменты охотнее раздевается: майка падает

под ноги, Костя красуется, царапнув себя по груди возле сосков, проведя ногтями до пупка, оставляя на коже светлый след, быстро наливающийся красным. Потом берется за пряжку ремня и такое движение делает бедрами, что у Феди пересыхает во рту и рука сама тянется за сигаретой.

— Ох, ё... — согласно выдыхает Юра. — Тава-арищ милиционер, вы арестованы за непристойное... поведение...

— Уже? — интересуется Костя таким низким голосом, что волосы на руках дыбом встают. — Я только начал. Может, договоримся... товарищ милиционер...

— Можем, м-можем

договориться, — Юра часто кивает и облизывает сухие губы. Феде самому хочется глотнуть, желательно еще горячительного, потому что на трезвую голову тут рехнуться можно — жаль, бутылка уже пуста. — С-сними что-нибудь еще.

— А что мне за это будет?

— Да всё что у меня есть, —

без раздумий отвечает Юра.

Костю такое, конечно, заводит сильнее — что ни говори, а тащится он, когда над людьми власть имеет. Костя вжикает ширинкой. Брюки сползают до середины бедра. Он поднимает брови, и Юра быстро лезет в карман. Отсчитывает несколько бумажек.

Костя поднимает брови выше, и Юра, ругнувшись невнятно, дрожащими пальцами выгребает все, до мелких монет, и рассыпает по полу, Федя только ахнуть и успевает.

— Юр, ну куда...

Поздно, линия Земля — Юра Смирнов не отвечает. На радио происходит заминка с белым шумом на волне и

снова играет что-то гитарное с претензией на Испанию. Костя вальяжно скребет в затылке, потягивается; сверкает глазами прицельно на Федю.

— Курить хочется.

Федя молча протягивает свою сигарету, прогоревшую едва ли на треть. Костя наклоняется к ней деликатно, как очень вежливая

лошадь, берущая корм с ладони. Длинно затягивается, задерживает дыхание, не выпуская дым из легких, и с легкостью седлает юркины широко расставленные бедра. Выдыхает — прицельно ему в лицо, Юра закашливается, а потом жадно дышит, как будто у него нет своих сигарет. У Феди от

этого зрелища почему-то заходится сердце, даже галстук приходится совсем распустить, чтобы хватило сил на вдох. В ушах стучит, то нарастая, то снова стихая, то ли из-за дыма, то ли из-за полумрака происходящее кажется нереальным, как будто это театральная постановка из

современных, с участием зрителей. Федя машинально тянется проверить бутылку, но увы, в ней пусто.

— Слабовато, Юр, — говорит Костя, и подбирает в дивана одну упавшую бумажку. Разворачивает, цокает языком, пересчитывая количество нулей. Складывает купюру вчетверо, зажимает между

пальцами и ведет ими от длинной шеи Юры по груди к поясу, чтобы тут заправить ему за ремень. — Сла-бо-ва-то. Федь, дай ещё, — Федя протягивает сигарету, чтобы Костя снова затянулся.

— Федь, дай ещё, — повторяет за ним Юра, протягивая ладонь.

— Юр, ты откуда упал?

— Ну д-дай ты, будь человеком, я потом верну.

— Юр, не поощряй его, он тебя сейчас до трусов разденет...

— А я т-того и добиваюсь, ну дай, Федь, ты смотри, человеку надо, ему, может, сыну на шторы сдавать нечего... — Юра так и молотит языком, не отрывая взгляда от лица Кости,

и Федя уверен, зрачки у него сейчас как у наркомана, на всю радужку.

— Вы и ваши больные игры... — Феде остается только вздохнуть. Кошелек остался в куртке, а куртка — на крючке в прихожей, это сейчас чудовищно далеко. Он медленно поднимается, нерешительно отпускает спинку

дивана, делает один ровный шаг, второй, а на третий комната проворачивается вокруг своей оси и он почему-то оказывается у Кости на руках.

— Здрасьте, — говорит Костя. — Приехали.

И усаживает его обратно на диван. Федя откидывается на спинку затылком, фокусирует взгляд на

старинной люстре, в которой светит только одна лампочка, и все это вращается, постепенно замедляясь, пока не встает на место.

— Кто это успел выжрать всю настойку? Юр, ты за ним вообще не следил? — интересуется Костя деловито и мрачно. Юра, еле попадающий в краешек бокового

зрения, пожимает плечами.

— М-меня что-то отвлекло, — это вызывает у Феди приступ смеха, но через мгновение он уже берет себя в руки и медленно дышит через нос, успокаиваясь.

— Я нормально, нормально. Пока не вста-ваю.

— Значит, никто не вста-вает, — соглашается Костя и

садится сверху, как будто подтверждая эти слова. С ним действительно попробуй встань, он тяжелый, но это приятная тяжесть родного тела, Федя с удовольствием обнимает его двумя руками, трется щекой о грудь, ведет губами вдоль ключицы, утыкается носом чуть повыше подмышки.

Костя горячий, соленый, потный и совершенно одурительный, когда вот такой, похожий на сытого ленивого кота, но говорить ему об этом не стоит, а то загордится.

— Не загоржусь, — обещает Костя. — Ротик открой.

Федя слушается. Костя прикладывает сигарету к его губам, и он послушно

затягивается, а потом к губам прижимается сам Костя, и от этого поцелуя земля второй раз уходит из-под ног.

{#гтд, #ментрио, пьяные танцы и лучи поддержки для @todoga_k 🤒💔}

@todoga_k @threadreaderapp unroll