Thread by @tenka0o4

Олег всегда спит неглубоко и просыпается легко, от движения или даже от взгляда. Как сейчас. Сначала ощущение мурашек по коже, такое бывает, когда кто-то пристально пялится, потом Олег открывает глаза и видит перед собой бледное лицо с широко распахнутыми синими глазами.

Серёжа сразу шарахается в сторону, запинается падает в узком проеме межд кроватями, ударяется затылком от край тумбочки, его лицо морщится и по щекам начинают катиться групные слезы. Совершенно беззвучно, без всхлипов, только мокрое дыхание через нос становится немного громче.

— Серёж? — Олег зовет шепотом, чтобы не перебудить всю спальню, сползает с кровати, быстро щупает затылок. Крови нет, но от давления Серёжа дергается и вздрагивает губами. — Чёрт, шишка будет. Ты чего?

Не отвечает. Мотает головой, отшатываясь от рук, отползает к своей кровати.

Быстро залезает туда, накрывается одеялом с головой, только щелочку оставляет, из которой на Олега смотрят два мокрых глаза и сопливый нос.

Олег подходит медленно, присаживается на край кровати. Кладет ладонь на одеяло, туда, где должно быть острое птичье плечико.

— Привет.

Он говорит еще тише, почти шелестит. Как будто громким звуком может спугнуть его куда-то еще дальше, а может, и правда может — не под кровать, а т у д а, глубоко, откуда он не появится еще несколько месяцев или даже лет.

— Я Олег. А ты... он, да?

Под одеялом — слабая дрожь.

— Тряпка, — шепчет совсем-совсем тихо.

Олег знает, но ему не нравится, как это звучит. Как осокрбление. Хотя почему как? Что Птица (а это звучит гордо), что Серёжа всегда говорят о нем с презрением или отвращением, в лучшем случае с жалостью. "Тряпка нытик, Тряпка плакса, Тряпка

ничего не умеет, только рыдать и умолять о помощи, Тряпка это худшая наша часть, без Тряпки мы были бы сильнее".

Олег никогда не видел Тряпку. Птциу видел (первый раз Птица попытался его убить), с Серёжей живет бок о бок двадцать четыре часа семь дней в неделю. А этого ему не

показывали. Или сам не показывался?

— Тебя как зовут?

— Тряпка, — повторяет одеяло.

— А какое-то еще имя у тебя есть? Другое, нормальное? — пробует Олег безнадежно.

Одеяло неуверенно молчит.

— Ладно. Привет, Тряпка. Ты чего-то хотел?

Одеяло молчит так долго, что Олег даже

думает, что Тряпка все-таки уснул. Потом одеяло натягивается на самый нос, Олегу больше не видно даже глаза.

— Ему приснился кошмар, — говорит из-под одеяла Тряпка, окончания слов теряются в складках, вязнут в ватном матрасе.

— Серёже?

Под одеялом шевеление — кивает голова.

— И поэтому проснулся ты?

Снова шевеление. Олег думает, что это должен был быть очень страшный кошмар, если после него не проснулся и не залез к нему под одеяло Серёжа. Олег много слушал про его кошмары, про кровь и огонь, черные перья и желтые глаза.

— Там было...

Олег ждет, наглаживая плечо и выпуклость на месте головы.

— Там про дом было. Всякое. Он не хочет.

— Не хочет про это думать?

— И вспоминать. И вообще.

— И поэтому проснулся ты?

Одеяло не удостаивает его ответом — ну, это и без кивка очевидно, Олег просто хотел уточнить.

— Ты молодец, — Олег чувствует, как вздрогнуло плечо под его рукой. — Спасибо, что ему помогаешь.

Одеяло снова молчит.

— Серёже тоже снятся кошмары, — говорит Олег . — И ему потом грустно и страшно. Поэтому он будит меня и рассказывает, что ему приснилось. Чтобы я его успокоил.

— Знаю, — шелестит одеяло.

— Знаешь?

— Да. Я видел, — в одеяле появляется крошечная щелочка, не понятно, чтобы выглянуть или просто вдохнуть воздуха. — Подсматривал. Извини.

— Ничего, я не против, — Олег внутренне ликует: оказывается, Тряпка-то был ближе, чем он думал.

— Ты поэтому ко мне пришел? Чтобы разбудить?

Голова под одеялом быстро мотается.

— Нет, нет, я просто...

— Я не против! — быстро повторяет Олег, наглаживая одеяло уже двумя руками. — Если вдруг захочешь разбудить меня ночью, буди. Серёже можно, значит, и тебе можно, ладно?

Одеяло тихонечко вздыхает.

— Ладно...

Они молчат еще чуть-чуть.

— Хочу спать, — шепчет Тряпка в щелочку.

— Я тоже, — соглашается Олег, хотя ему и жаль немного, что ночная встреча, больше похожая на странный сон, заканчивается так быстро. — Тебе не страшно засыпать одному?

Одеяло молчит.

— Хочешь, я с тобой лягу?

— Нет, — звучит из-под одеяло громко и испуганно. — Нет, нет, не надо. Будут ругаться.

Кто? Воспиталки или Серёжа с Птицей? Олег решает, что это вопрос для другого раза; но нет так нет.

— Ладно. А давай тогда так, — он перебирается на

свою кровать, ложится на самый край и протягивает руку. Расстояние между кроватями не такое большое, чтобы он не дотянулся до матраса Серёжи, но длины рук не хватает, чтобы забраться под одеяло, из щели в котором снова блестят глаза.

— Вот. Видишь, я совсем рядом. Лады?

Одеяло чуть-чуть шевелится, но молчит.

— Спокойной ночи, — шепчет Олег. Закрывает глаза (спать правда ужасно хочется, он после таких ночных побудок клюет носом в школе).

Минут через десять из-под одеяла вылезают тонкие пальцы и острожно трогают его ладонь. Потом прячутся снова.