Игорь знает, что Серёжа улетает в семь утра, и только поэтому после смены не ложится спать прямо в изоляторе.
И не то что бы что-то произошло. Просто обычный серый питерский осенний день, морось и слякоть и семь часов на ногах, бегая по дворам-колодцам и опрашивая хмурых
бездомных, не заметил ли кто-то чего-то подозрительного вчера с трех до пяти ночи. Игорь даже надеется, что каждая проставленная за сегодня бутылка водки кого-то чуть-чуть согреет.
Голова свинцовая и её неприлично тянет к подушке, но отоспаться он успеет на том свете.
Кроме того, это забывается, как только Серёжа вспыхивает солнышком ему навстречу.
— Игорь! Ты пришёл!
— Ну мы же договаривались, — ворчит Игорь немного смущённо. Серёжина радость его приходу вгоняла бы его в ступор, если бы он не был так же до нелепого счастлив его видеть сам.
Прощальный ужин проходит страшно тоскливо, Игорю кусок в горло не лезет, сколько бы Олег ни подкладывал то одного, то другого. Вот ведь ерунда — они с Серёжей могут по две недели из-за службы и всяких презентаций не видеться, а тут он улетает всего на одну, и сразу всё внутри
переворачивается. Как так, а если вдруг захочется увидеть его после смены, а в офисе будет пусто? Как будто и не было никакого Серёжи, двери которого «всегда открыты для тебя, Игорь, пожалуйста, заходи, как будет минутка».
Серёжа ловит его настроение — он чуткий, когда не занят
своими тревогами. Накрывает пальцы своей ладонью, прижимается губами к виску.
— Пойдём в кровать?
— Да как же, — Игорю хочется сказать, мол, вечер только начался, я приехал, чтоб на тебя впрок насмотреться, со стола не убрано, какая кровать. Серёжа прижимает палец к его губам.
— Пойдём, — он тянет за собой. — Олег, присоединяйся, как захочешь, ладно?
Разнузданного прощального секса не случается. Вместо этого Серёжа жмется ближе, шепчет «хорошо с тобой» и «какой ты теплый». Они ласкаются немного, но больше целуются и обмениваются короткими фразами.
— Буду скучать, — Игоря обдает жаром от того, как просяще это звучит. Такая глупость, но сейчас мысль о том, что Серёжа уедет, доводит его почти до слез, и Серёжу он обнимает крепко, чуть ли не до хруста.
— Я тебе буду писать. И звонить. И присылать фотографии. Ты от меня ещё
устанешь, — отвечает Серёжа быстро, как будто нет ничего странного и стыдного в том, что взрослый мужик раскис вот так из-за недельной командировки. Ну что такое, почему так плохо-то, хоть проси отменить, ей-богу...
— Расскажи, что ты там будешь делать, — просит он вместо этого.
Серёжа начинает негромко рассказывать: про европейские сервера, про безопасность данных, про конфликтующее законодательство, про деловых партнёров, музеи, выставки импрессионистов, любимый ресторан — тебе бы понравилось, Игорь, ты никогда не думал съездить в отпуск за границу?
— Че мне там одному делать, — бормочет Игорь в странном полусонном состоянии, помня, что нельзя засыпать, иначе слишком быстро придёт новый день, но уже не в силах держать глаза открытыми.
— А если не один? — шепчет Серёжа ему в висок.
Если с тобой, то я бы куда угодно,
кажется, говорит Игорь. Или только думает.
В следующий момент его сильно трясут за плечо. Игорь готов подскочить и драться, но тело не слушается, ему удаётся только с трудом открыть глаза. В комнате темно, в темноте над ним чернеет силуэт. Олег выглядит встревоженной
черной кляксой.
— Ч...что?
— Все в порядке? — шепчет Олег.
— Да? Что? Который ч...
— Ещё только к полуночи, — Олег хмурится. — Прости. Показалось, что ты...
Тут Игорь громко шмыгает носом.
— Ах, — Олег расслабляется и даже вздрагивает губами, как будто почти улыбнулся.
— Вот оно что. Принести капли?
— Ненавижу капли, — бормочет Игорь и ежится. Олег стряхнул с него одеяло, а без одеяла в комнате прохладно, черт возьми. — Ложись уже к нам?
— Сейчас, проверю, что Серёжа упаковал всё нужное, — Олег отнимает руку и поднимается с края кровати,
Игоря немедленно продирает дрожью от холода без второго источника тепла рядом. — Ты точно в порядке? Кроме насморка, ничего не болит?
Болит всё, но Игорь пожимает плечами. Не то что бы Олег мог что-то сделать с его страшной усталостью, тут поможет только здоровый сон.
— Ладно. Доброй ночи. Прости, что разбудил, — Игорь почему-то ждёт поцелуя в лоб и когда Олег уходит без — чувствует себя страшно обиженным.
В следующий раз Игоря будят встревоженные голоса над ухом.
— ...такси, — громко шепчет Олег. — Иди, не заставляй человека ждать.
— А его просто бросить?
— По-твоему я не разберусь с простудой?
— Я не это имел в виду. Олег, он мой...
— Наш...
— Нужно...
— Британские партнёры...
Как будто кто-то вертит ручки настройки радио и голоса то становятся громче, то пропадают. Игорь морщится, пытаясь прикрыться
от них одеялом. Потом спохватывается.
— А... ты уже ухо... — пытается сесть, но ему мешают вертолёты. Во дела. Разве вчера пили? Трудно понять, вечер помнится какими-то вспышками. Но нужно же встать, донести серёжины чемоданы до такси, обнять его, приподнимая над землей, сжать
так, чтоб до самого Лондона чувствовал.
Его ловят в четыре руки, укладывают на подушку. Игорь получает поцелуй в лоб — от Серёжи. Олег его трогает рукой, и Игорь слабо мычит. У Олега приятные руки. Прохладные.
— Я буду звонить, Игорь, обязательно. Слушайся Олега, хорошо?
Игорь неосознанно кивает.
— Олеж, ты мне...
— Фотоотчеты...
— Постараюсь... аньше...
— Когда ещё... импрессионисты...
— К черту...
Радио снова подкручивают. Игорь засыпает, проваливаясь в белый шум.
В третий раз его даже не то что бы будят. Он продолжает видеть сон, просто
в какой-то момент в него врывается голос Олега.
— Скажи, что не придёшь.
— Не при...ду?
— Не мне, в телефон скажи, — прохладная ладонь чуть направляет его, прижимая к прохладному телефону. Во сне Игорь едет с папой в разбитом, но любимом жигуленке по дачному посёлку. Ноги
такие короткие, что еле достают до педалей, и заслонка от солнца совсем не помогает, лучи до слез режут глаза.
— Скажи: Фёдор Иванович, не приду, — шепчет Олег тихо-тихо. Папа рядом смеется, на голове дурацкая бейсболка с рекламой пива вместо форменной фуражки.
— Фёдор Ива... — Игорь прерывается на громкий кашель. — Дядь Федь...
— Господи, Игорешь, как же это тебя, — бормочет телефон. Игорь пытается удержать слишком большой руль. Машина такая здоровенная, а слушается его маленького, надо же. — Не вздумай явиться... врача...
Он тоже пропадает в радиоволнах. Игорь думает, что надо ему об этом сказать, но он занят, он ведёт жигуль.
— Игорь, — шелестит Олег. — Скажи, что вызвал врача. Игорь...
Игорь невнятно пытается за ним повторить. Жигуль застревает в колее, им с папой нужно выходить его толкать,
он больше не может отвлекаться и снова засыпает глубоко.
Лрт два моих любимых хэда: что Олег считает, что Серёже нужно уже выслушать всё, что было с Олегом после пяти пуль, чтобы понять, что всё не так страшно, как он себе рисует, прожить и отпустить, как отпустил Олег и что Олег очень долго не хотел этой информацией делиться,
закрывался в ответ на вопросы, и не потому что не хотел делать Серёже больно, а потому что было стыдно, потому что это же надо было после этого едва на ноги встать — и приползти обратно, это как расписаться, что мол я для тебя всё, я для тебя с того света, как будто ему это надо
Серёжа встает из-за стола с похрустыванием, за которое Олег оторвал бы ему голову; разминает немного плечи, вращает шеей, даже сцепляет пальцы в замок за спиной, правда, потом все равно сразу сутулится. За пределами кабинета в пентхаусе темно и тихо, на часах — почти четыре.
Когда закончили трахаться, было около часа. Серёжа полежал без сна минут двадцать, чувствуя, как постепенно приятное томление во всех частях тела сменяется суетливостью. Так и не смог остановить бег мысли в своей светлой, но беспокойной голове. Аккуратно выбрался из объятий Олега
и чмокнул его в висок, Игоря чмокать побоялся — слишком легко разбудить, а ему тут единственному рано вставать — но послал воздушный поцелуй. Пусть спят, а гений, увы, не дремлет.
Но все умные мысли записаны, все черновики сохранены. Серёжа крадется тихонько на кухню и в ванную.
Серёжа дорвался до первой упаковки орбита за всю свою детдомовскую жизнь и от восторга запихал в рот все жвачки сразу (но одну дал Олегу!) потом жевал их полчаса подтекая слюнями а потом нечаянно проглотил
Олег Олег а что будет с человеком который проглотил девять жвачек за раз
Через десять минут обсуждений Серёжа с Олегом пришли к выводу что от одной жвачки наверное ничего не будет а вот десять сразу застрянут в желудке и Серёжа умрёт без операции
Серёжа немедленно заявил что на него всем плевать, он детдомовский, ему даже скорую не вызовут, и заревел
Олег предлагал сбежать в больницу и будь что будет, но Серёжа уже смирился с судьбой и вместо этого собрался писать завещание. Объяснить Олегу что такое завещание было трудно, потому что он не верил, что детдомовские пацаны послушаются какую-то бумажку и не разграбят вещи Серого
Основная проблема, с которой столкнулись Олег и Серёжа, когда Тряпку стали пускать фронтить: Тряпка всегда и во всем виноват.
Нет, не так. Тряпка никогда не безобразничает нарочно, и крайне редко делает что-то не так (он крайне редко вообще делает что-то, не спросив разрешения).
Но он Всегда Виноват. Если кто-то нарисовал на доске член и учительница спрашивает, кто это сделал, Тряпка скажет: это я виноват. Если кто-то разбил окно в школе и к директору требуют виновника, Тряпка покорно пойдет в кабинет, даже если его не было в классе, когда это случилось.
Если в спальне был шум, гам и драка и пришла воспиталка, Тряпка скажет: это всё я. Если мальчишки не могут найти тайник с конфетами на черный день, Тряпка и им скажет, что это он виноват, даже если конфеты никто не трогал и ребята просто забыли, в какой ящик их положили.
Олег какой-то бешеный с самого утра, убивает взглядом каждого, кто дышит в их с Разумовским сторону, за одну крошечную подколку оттащил за угол и пригрозил избить ногами, если это повторится, в школьной столовке устроил пиздилово за лучшие булочки и лишнюю ложку сахара в какао.
Первый день фронтинга Тряпки проходит замечательно.
Крохотулечки тщательно выбирали день сегодня в расписании ИЗО Тряпка радуется рисует светлой акварелью лютики-васильки, учительница удивляется, Разумовский, как на тебя не похоже, садись пять, Тряпка сияет: его первая настоящая пятерка! сам получил! Олег Олег ты видел??
Насколько в головах некоторых "прогрессивных" людей психология и психотерапия все еще исключительно карательные институты, страшно становится
Все эти "ему/ей нужно на терапию", сказанные с презрением/отвращением/ненавистью в адрес любого человека, который говорящему не нравится, ммм вкусно
И эти "советы" пойти на терапию, когда человек ведет себя любым образом "неформатно", будь то трансгендерность, наличие кинков или желание иметь/не иметь детей, я хз — потому что с точки зрения тех, кто это говорит, на терапии человека должны "исправить" и "сделать нормальным"