Серёжа встает из-за стола с похрустыванием, за которое Олег оторвал бы ему голову; разминает немного плечи, вращает шеей, даже сцепляет пальцы в замок за спиной, правда, потом все равно сразу сутулится. За пределами кабинета в пентхаусе темно и тихо, на часах — почти четыре.
Когда закончили трахаться, было около часа. Серёжа полежал без сна минут двадцать, чувствуя, как постепенно приятное томление во всех частях тела сменяется суетливостью. Так и не смог остановить бег мысли в своей светлой, но беспокойной голове. Аккуратно выбрался из объятий Олега
и чмокнул его в висок, Игоря чмокать побоялся — слишком легко разбудить, а ему тут единственному рано вставать — но послал воздушный поцелуй. Пусть спят, а гений, увы, не дремлет.
Но все умные мысли записаны, все черновики сохранены. Серёжа крадется тихонько на кухню и в ванную.
Возле спальни замирает, прислушиваясь.
Засыпать всем вместе — новшество недавнее. Когда дошло до первых ночевок втроем, Олег вспомнил, что у него вообще-то в пентхаусе своя комната есть, а в ней вполне функциональная, хоть и покрытая пылью кровать. Аргументы были, как всегда,
железобетонные: втроем тесно, жарко, мы с Игорем на тебя ночью ляжем и раздавим, я и так с тобой сплю шесть ночей в неделю, Игорь заслужил одну ночь для себя. Это у Олега новая любимая стратегия такая, чуть что, сразу Серёжа должен подумать об Игоре. А Олег как бы и не при делах.
Вот Игорь и обиделся первым. Чё, мол, я достаточно хорош, чтоб меня трахать, а спать со мной это уже перебор? Не такими словами, конечно, и обращаясь к Серёже (любимая стратегия уже Игоря: типа мне с твоим Волковым разговаривать не о чем, я вообще к тебе пришел, но пусть слышит).
Потом уже, наедине, Олег сказал хмуро, но честно — Серёж, ну ты же сам знаешь, я беспокойно сплю. Зачем мужика пугать? И не то что бы Олег не был прав: спит беспокойно, и пугает, особенно с непривычки; Серёжа наплел что-то про то, что со стороны давно уже не заметно, но подумал
другое. Подумал, что если от Игоря прятать каждую сложность в этих отношениях, как нестиранные носки под кровать от внезапных гостей, ничего настоящего у них не получится. И он знает, что ответит на это Олег — ну так он же с тобой в отношениях, а меня-то зачем в это тянуть?
Знает, поэтому с Олегом не спорит и ничего не спрашивает, Олегу только дай возможность, он такие стены построит, всеми спецвойсками РФ потом штурмом не возьмут.
Из спальни, слышно, дооносятся голоса. Голос. Серёжа в дверях останавливается, всматривается и вслушивается, вдруг тут
важный разговор, а он помешает (бывало, знает — когда входил и обрывалось что-то на полуслове, и из обоих потом деталей не вытянешь, дескать, не было ничего, про футбол говорили). Впрочем, Олег неподвижен и дышит ровно, как спящий. Говорит один Игорь — негромко, очень ровно, без
обычных своих кривляний, он даже протоколы умеет зачитывать как анекдот категории Б, а тут вдруг спокойно речь льется, послушать приятно.
— ...со шкварками, как раньше делали. Я у теть Лены спрошу, чтоб не позориться, потом уже буду. Пустишь же? Один-то раз на твоей кухне можно?
Олег, ясное дело, не отвечает, да и вопросы звучат скорее риторически. Игорь прокашливается: кажется, говорит он уже давно.
— Я же не спорю, что ты лучше готовишь, просто тоже хочется иногда, и вообще у нас дома например правило было такое, что кто меньше устал, тот и готовит...
В речи появляется пауза, Игорь приподнимает голову, щурится на дверной проем. Серёжа не знает, чем себя выдал, но перестает скрываться и тихонько подходит ближе. Присаживается на край, проверяет, не раскинул ли Олег руки на его половину, потом уже ложится (Олег таким образом
оказывается посередине между ними, это редкость). Думает, что Игорь замолк совсем, но Игорь прокашливается снова и бормочет:
— О чем я... в общем, огонь была твоя паста, название которой я не выговорю. Понятия не имею, где ты так научился готовить, ты потом расскажи как-нибудь.
Серёжа лежит тихо-тихо, почти не дышит. Олег зато дышит — ровно и порой чуть причмокивая, как большая собака, от чего Серёжу разбирает нездоровое умиление.
— Его подергивает иногда во сне, — продолжает Игорь совершенно тем же тоном, Серёжа даже не сразу понимает, что это
он уже ему. — Замечал, может: дергает сначала, потом напрягается всем телом, потом уже просыпается и идет курить. Его голоса рядом успокаивают. Наверное. Мне так кажется. Он дергаться перестает и не просыпается, главное продолжать разговаривать. Можно что угодно говорить, я
проверял, он вообще ничерта не слышит, и не вспомнит потом. Просто, видно, понимает, что не один. Вряд ли с ним там особо на русском...
На русском и про картошку со шкварками. Серёжа сглатывает, кивает. Смотрит Олегу в расслабленное лицо, на приоткрытый во сне рот.
— Я обычно просыпаюсь, когда он пытается встать с кровати.
— Знаю, — они с Игорем оба не шепчут, просто говорят негромко. — Видел. Я раньше просыпаюсь, еще когда подергивает, или если скулит, — скулит? Этого Серёжа точно не слышал ни разу. — Ты же знаешь, я чутко сплю.
— Часто ты с ним так?...
— Почти каждый раз. А ты не слышал? — Серёжа мотает головой. — А, хорошо. Я боялся, что мы тебе мешаем.
— Нет, я привык спать под шум, — общага МГУ научила его спать, когда над ухом трахаются, громко, под музыку, так что Игорю есть куда стремиться.
— Хорошо. Продуктивно полуночничал?
— Ага. Завтра расскажу, сейчас мы должны следовать примеру Олега. Ты особенно, — попытка скопировать строгий олегов голос не удается. Игорь тихо фыркает Олегу в затылок.
— Ты спи. Ему еще с полчаса надо, чтоб точно всякая срань не вернулась.
— Тогда давай я с ним, а ты...
— Всё равно не усну, — Игорь обхватывает Олега за талию крепче, даже как-то ревниво. — Да и вообще, раз уж я начал, мне и...
Серёжа бы мог поспорить. Мог бы даже обидеться: всё-таки это его Олег и если тут кто и должен отгонять от него кошмары, то
явно не Игорь, ночующий в этой постели чуть больше чем три месяца. Или наоборот. Или Игоря и не хватало, чтобы стеречь их сон. Серёжа прикрывает глаза; даже самой светлой голове нужно иногда отдохнуть, а с Игорем они поговорят завтра.
— У вас не такая хорошая звукоизоляция, как
ты думаешь, — снова начинает Игорь. — Ты в прошлый раз в душе что-то пел, вот же дурацкое положение, мотив прилип, слова не помню. Мне тебя прямо спросить: Олег, а что ты в тот раз в душе пел, мне так понравилось, я аж заслушался? Ты ж мне лицо откусишь. Молчишь, ага. Ну и молчи.
Голос Игоря определенно магически-убаюкивающий — Серёжу тоже начинает клонить в сон. Он нащупывает под одеялом ладони Игоря, прижатые к груди Олега, и после некоторой возни они сплетаются пальцами так, чтобы всем было удобно и сердце Олега равномерно стучало им обоим.
— Ты же мне как-нибудь споешь? Без душа, так просто, я б послушал, — слышит он, понемногу соскальзывая в дрему. — А можно и в душе, я не привередлив. Почему вот ты меня со мной в душ не позовешь, мне чё, всё самому делать...
Серёжа просыпается отвратительно рано. Щурится в телефон: шесть тридцать. Еще даже Игорю не пора. Откладывает телефон, сталкивается взглядом с Олегом. Выглядит Олег тем еще великомучеником, Серёжа чуть не прыскает.
— Хорошо спал? — спрашивает шепотом, чуть встревоженно.
— Прекрасно, — отзывается Олег. — Как убитый.
Он молчит с мгновение и вздыхает тяжело.
— Курить хочу — пиздец.
— Так иди.
— Не могу. Меня твой Игорь держит, — так вот почему мученическое лицо. Не смеяться становится еще сложнее.
— Ты не можешь его стряхнуть?
— Я могу... — Олег неожиданно кажется смущенным. — Ему вставать через полчаса. А ты знаешь, он...
— Чутко спит. Да. Придется терпеть.
— Не слышу сочувствия.
— Я давно говорил, что тебе надо бросать.
Игорь негромко всхрапывает, и всё-таки Серёжа смеется, но тихо и в подушку.
• • •
Missing some Tweet in this thread? You can try to
force a refresh
Лрт два моих любимых хэда: что Олег считает, что Серёже нужно уже выслушать всё, что было с Олегом после пяти пуль, чтобы понять, что всё не так страшно, как он себе рисует, прожить и отпустить, как отпустил Олег и что Олег очень долго не хотел этой информацией делиться,
закрывался в ответ на вопросы, и не потому что не хотел делать Серёже больно, а потому что было стыдно, потому что это же надо было после этого едва на ноги встать — и приползти обратно, это как расписаться, что мол я для тебя всё, я для тебя с того света, как будто ему это надо
Игорь знает, что Серёжа улетает в семь утра, и только поэтому после смены не ложится спать прямо в изоляторе.
И не то что бы что-то произошло. Просто обычный серый питерский осенний день, морось и слякоть и семь часов на ногах, бегая по дворам-колодцам и опрашивая хмурых
бездомных, не заметил ли кто-то чего-то подозрительного вчера с трех до пяти ночи. Игорь даже надеется, что каждая проставленная за сегодня бутылка водки кого-то чуть-чуть согреет.
Голова свинцовая и её неприлично тянет к подушке, но отоспаться он успеет на том свете.
Кроме того, это забывается, как только Серёжа вспыхивает солнышком ему навстречу.
— Игорь! Ты пришёл!
— Ну мы же договаривались, — ворчит Игорь немного смущённо. Серёжина радость его приходу вгоняла бы его в ступор, если бы он не был так же до нелепого счастлив его видеть сам.
Серёжа дорвался до первой упаковки орбита за всю свою детдомовскую жизнь и от восторга запихал в рот все жвачки сразу (но одну дал Олегу!) потом жевал их полчаса подтекая слюнями а потом нечаянно проглотил
Олег Олег а что будет с человеком который проглотил девять жвачек за раз
Через десять минут обсуждений Серёжа с Олегом пришли к выводу что от одной жвачки наверное ничего не будет а вот десять сразу застрянут в желудке и Серёжа умрёт без операции
Серёжа немедленно заявил что на него всем плевать, он детдомовский, ему даже скорую не вызовут, и заревел
Олег предлагал сбежать в больницу и будь что будет, но Серёжа уже смирился с судьбой и вместо этого собрался писать завещание. Объяснить Олегу что такое завещание было трудно, потому что он не верил, что детдомовские пацаны послушаются какую-то бумажку и не разграбят вещи Серого
Основная проблема, с которой столкнулись Олег и Серёжа, когда Тряпку стали пускать фронтить: Тряпка всегда и во всем виноват.
Нет, не так. Тряпка никогда не безобразничает нарочно, и крайне редко делает что-то не так (он крайне редко вообще делает что-то, не спросив разрешения).
Но он Всегда Виноват. Если кто-то нарисовал на доске член и учительница спрашивает, кто это сделал, Тряпка скажет: это я виноват. Если кто-то разбил окно в школе и к директору требуют виновника, Тряпка покорно пойдет в кабинет, даже если его не было в классе, когда это случилось.
Если в спальне был шум, гам и драка и пришла воспиталка, Тряпка скажет: это всё я. Если мальчишки не могут найти тайник с конфетами на черный день, Тряпка и им скажет, что это он виноват, даже если конфеты никто не трогал и ребята просто забыли, в какой ящик их положили.
Олег какой-то бешеный с самого утра, убивает взглядом каждого, кто дышит в их с Разумовским сторону, за одну крошечную подколку оттащил за угол и пригрозил избить ногами, если это повторится, в школьной столовке устроил пиздилово за лучшие булочки и лишнюю ложку сахара в какао.
Первый день фронтинга Тряпки проходит замечательно.
Крохотулечки тщательно выбирали день сегодня в расписании ИЗО Тряпка радуется рисует светлой акварелью лютики-васильки, учительница удивляется, Разумовский, как на тебя не похоже, садись пять, Тряпка сияет: его первая настоящая пятерка! сам получил! Олег Олег ты видел??
Насколько в головах некоторых "прогрессивных" людей психология и психотерапия все еще исключительно карательные институты, страшно становится
Все эти "ему/ей нужно на терапию", сказанные с презрением/отвращением/ненавистью в адрес любого человека, который говорящему не нравится, ммм вкусно
И эти "советы" пойти на терапию, когда человек ведет себя любым образом "неформатно", будь то трансгендерность, наличие кинков или желание иметь/не иметь детей, я хз — потому что с точки зрения тех, кто это говорит, на терапии человека должны "исправить" и "сделать нормальным"