у олега руки почти в два раза больше серёжиных - загорелые, увитые выпуклыми венами и невозможно сильные.
каждый раз когда сжимают - оставляют сладко саднящие синяки и царапины от острых волчьих когтей.
серёжа под этими руками плавится и изгибается в спине и умоляюще смотрит через плечо - ну же, волче, вставь, так хочу тебя внутри…
но волков сжимает в ладони бедро и вылизывает кожу, кусая совсем близко к нетерпеливо сжимающейся, растянутой вокруг трёх пальцев дырке.
— пожалуйста, волчонок, ну же…
по комнате разносится тихий рык, олег вытаскивает пальцы и вновь льёт смазку, щекотно стекающую по спине и между бёдер. разумовский сжимает в кулаках простынь, почти рвёт и скулит нетерпеливо, прогибаясь так, что кажется, будто ещё чуть-чуть и
позвоночник сломается.
чувствует, как между ягодиц ложится огромный член, и нетерпеливо вздыхает, каждый раз оборачиваясь назад, чтобы насмотреться на напряжённые мышцы волче и его крепкие, красивые руки - но чужая ладонь давит на загривок, и он послушно утыкается лбом в
подушку, почти задыхаясь, когда внутрь проталкивается крупная головка, так приятно распирая внутри. за спиной он чувствует тяжёлое дыхание и низкий, бархатный стон, от которого ноги подкашиваются, но самое приятное ещё впереди.
— какой же ты… — негромко хрипит олег,
рывком проталкиваясь внутрь всего наполовину, крепко сжав в ладонях упругие бёдра, но серёже и этого хватает, чтобы вскрикнуть и затрястись, распахнув глаза, от прошившего всё тело удовольствия. толстый член внутри прижимает простату так, что даже толкаться не нужно,
олег на мгновение замирает, а после неспешно наваливается на разумовского, входя медленно, чувственно.
серёженька может принять больше, но сейчас на глазах выступают слёзы от слишком сильного удовольствия и приятного ощущения большого и тёплого тела, прижимающего к кровати.
он растянут, почти распят на огромном волчьем члене, чувствует, как на основании набухает узел, и скулит от желания почувствовать его в себе - но ещё рано. толкается олег неспешно, наклоняется, цепляет зубами загривок с короткими рыжими волосами, и у серёжи, хоть он и не
самка оборотня, от этого колени разъезжаются в стороны, а из глаз брызгают слёзы. хочется быстрее, жёстче, а волче нежничает, подхватывает ладонью под живот и рычит почти в самое ухо.
разумовский покрывается мурашками от горячего дыхания и сладко вскрикивает, когда ладонью
олег давит на низ живота. серёжу каждый раз кроет от того, насколько у волка огромный член - видно, невооружённым глазом, как с каждым толчком изнутри натягивается кожа и очертания головки, а чувствуется так, что хочется умереть и воскреснуть одновременно, особенно
когда сильные пальцы обводят бугор на животе и приятно до звёзд под закрытыми веками давят.
серёжа накрывает руку на своём животе, всхлипывая и давя сильнее, отчего уже волк жмурится и рычит - ему тоже это охренеть как чувствительно, поэтому он начинает толкаться быстрее,
так сильно, что разумовский срывает голову в криках. движения сильные, что аж отдаются в горле, невольно выпущенные олегом когти впиваются в кожу.
этого сочетания серёже больше чем хватает для того, чтобы, задрожав, кончить, совсем не прикоснувшись к себе с громким, протяжным
стоном.
а волков, похоже, даже не думает останавливаться. серёжа и не просит.
сверхчувствительные после оргазма стенки сжимаются вокруг толстого члена, разумовский сладко плачет от гиперстимуляции, когда внутрь проталкивается набухший узел
и жмурится с хриплым криком, когда слышит рык себе почти на ухо и чувствует, как внутри разливается горячим сперма.
серёжа чувствует себя переполненным, но так хорошо…
он валится на постель, утягивая олега за собой, а тот знай себе целует искусанный острыми зубами загривок и
урчит негромко, поглаживая своё рыжее чудо по слегка выпуклому, наполненному животу, и притирается носом к задней стороне шеи.
серёжа от этого только всхлипывает и не может свести ноги, а одну руку заводит за спину и поглаживает любимого волка по бедру.
хватает его только на шёпот - голос сорван:
— люблю тебя, волче.
и жмурится, когда волк лижет его шею, прикусывая.
— знаю, серёж. я тебя тоже.
да она снова под конец досыпала флаффа и что? ещё скажите что вам не нравится!
(я не умею писать порно простите)
• • •
Missing some Tweet in this thread? You can try to
force a refresh
серёжа кидает взгляд на окровавленный костюм, закинутый в стиралку, и вздыхает. чёртовы сектанты.
из зеркала на него смотрит уставший тридцатитрёхлетний мужчина с синяками под глазами.
они с олегом видели друг друга во всех кондициях и состояниях, но таким являться всё-таки не хочется. волосы мокрые и всклокоченные, от лица только отмыта кровь.
олег. блять, олег! перевязка!
разумовский спешно натягивает домашние спортивки на голое тело и выходит из ванной.
в спальне горит только ночник, а олег под одеялом. на тумбе - начатая бутылка виски. рядом лежат грязные бинты и упаковка чистых.
сам сходил в аптеку и перевязался?..
серёжа поджимает губы, подходя ближе, и ложится рядом, подлезая под одеяло.
по лицу олиного одноклассника прилетает подаренным букетом желтых тюльпанов(наверняка сорванных на у ближайшего падика) и серафима звонко смеётся.
рука у оли тяжёлая, всем, кто подкатывает, даже романтично и не напрямую - стоит опасаться.
— я неясно выразилась, когда сказала, что мне девки нравятся? нахуй пошёл! — рычит волкова, отбрасывая букет и разворачиваясь к серафиме, и тут ей в спину прилетает:
— да у тебя просто не ебали нормально!
«о, сейчас будет что-то» - думает серафима, а сама видит,
как глаза подруги чуть ли не кровью от ярости наливаются.
кулак девушки летит мудаку в его уродское лицо.
***
— волч, ты конечно правильно сделала, но… — разумовская грустно опускает глаза, баюкая в своих тонких ладонях чужие, широкие и с разбитыми в кровь костяшками. оля
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
олег выходит из аптеки, уже на обледеневших ступеньках чуть не поскользнувшись, а когда хватается за перила - руку сводит болью.
да, кто бы знал, что бинты кончатся именно когда серёжа резко умотает в свою галерею и не вернётся ни через два, ни через три, ни через даже четыре часа.
глубокий вдох морозным воздухом обжигает лёгкие. волков жмурится от жёлтого света фонаря. ещё немножко вот так и можно домой
идти. нет, ему не обидно, что серёжа проигнорировал его состояние в угоду своим прихотям(снова), и что не послушал его(снова)…
…ну разве что немного.
«и шрам под курткой не болит, и оба глаза нормально видят, и не стрелял в тебя никто, да, волков?» - спрашивает он себя.
когда олег заходит в квартиру, горящий свет он видит только на кухне.
серьёзно, если серый опять сидит за компом и запивает шоколад энергетиком, волков обещает себе скрутить его и насильно утащить в кровать.
только вот не приходится - олег застаёт его сидящим за столом, в светлых шерстяных чулках, любимом фиолетовом свитере и с чашкой чая. сидит, как птичка на жёрдочке, подтянув ноги под себя на стуле и грея ладони о горячую кружку.
в груди от этого зрелища что-то приятно щемит.
— сегодня какой-то праздник?
олег тихо подходит к своему рыжему чуду со спины, а тот ставит кружку на стол и откидывает голову на спинку стула с расслабленной улыбкой, чувствуя крепкие ладони на плечах и короткий, нежный поцелуй в губы.