Thread by @from_there

Если вы обрадовались и подумали, что я забыла, то зря вы так подумали, я ещё не всё сказала (всё равно не получится совсем всё, но поделиться ещё многим хочу).
Мьютить следует вот этот тред, опять будет очень длинно.

https://twitter.com/from_there/status/1401178129188605955

Когда читаешь о его образе жизни: рисовать картины с утра до ночи, сидя в крошечной комнатушке, где всё, что не пространство для рисования, постепенно заваливается горами мусора – сложно представить, что художник может быть любителем путешествий и открытых пространств.

Но как бы то ни было, в 1812 году (в 52 года – молодой ещё совсем!) он отправляется в Кансай, по сути в Осака и окрестности. Говорят, фанаты уговорили. Считается, что в том числе благодаря Хокусаю гравюры, считавшиеся исключительно развлечением для бедняков и простого народа, =>

...находят почитателей среди более обеспеченных граждан: их покупают и ценят и богатые торговцы, и самураи всех рангов. Следовательно, среди фанатов Хокусая есть и те, кто может позволить себе пригласить мастера пожить у себя, например, и даже профинансировать путешествие.

Сложно сказать, какой из факторов оказывается решающим (уговоры фанатов, их готовность взять на себя часть финансовых проблем, возможность посмотреть что-то новое, сменив обстановку), но так или иначе Хокусай в один день встаёт и идёт за более чем 400 км на юго-запад.

По пути он останавливается в городе, который мы сейчас знаем как Нагоя. Кажется, Нагоя ему понравилась даже больше Кансая: сюда он вернётся ещё раз через несколько лет, про Нагоя окрестности напишет несколько картин, здесь проведёт второй большой перфоманс, о котором чуть позже.

А пока про путешествие. А точнее, про несколько серий, что появляется в результате этого путешествия, о которых хотелось бы рассказать отдельно: их мало знают, а они хорошие.

千絵の海 – «тиэ-но-уми». Это всего 10 картин про рыбаков и море, рыб и китов. Ловили они и с берега, и в пенных волнах, и в спокойных водах. Дорога из Эдо в Кансай идёт вдоль моря, и у Хокусая было много возможностей посмотреть на рыбаков.

В этой серии сошлись две любимые художником темы: море и труд простых людей (да, простых работяг Хокусай рисовал очень часто, значительно чаще, чем всех остальных горожан). И его отношение к рыбакам зашифровано в названии: =>

...первые два иероглифа означают «тысяча картин», то есть буквально это «море тысячи картин» или «море на тысячах картин», мол, какие только морские сюжеты не увидишь, такое одинаковое и такое разное. Но при этом =>

...на слух «тиэ» однозначно распознаётся как «мудрость», то есть «море мудрости» или «море, дающее мудрость». И на английском эта серия называется в том числе "Oceans of Wisdom".

В общем, широкое поле для фантазий и ассоциациай, что непроизвольно возникают в голове, при взгляде на гравюры начинаешь размышлять о мудрости, накопленной веками и передающейся из поколения в поколение, о жизни, о морском пейзаже, и о многоликости жизненных сюжетов.

Да, в Японии нет ни одного музея, где были бы все 10 гравюр этой серии были бы собраны, а вот в Париже есть. Вообще в Европе японские гравюры зачастую представлены лучше, чем в самой Японии, но это совершенно отдельная история.

Ещё одна серия – 諸国瀧廻り – «путешествие по водопадам провинций». И снова вода, но в этот раз бегущая по крутым обрывам. И снова это не просто красоты природы, а то, что видят люди: на привале после длинного перехода, моющие лошадь, совершая паломничество.

Вода как источник жизни, как сам символ этой жизни, как напоминание о быстротечности её и о возможности пойти против течения, поднявшись вверх и став драконом.
Хокусай не ставит цель передать то, что он увидел, глядя на водопады, он пытается описать =>

...те ощущения, что возникают при вгляде на них: один поход на холодную стену, преграждающую путь; другой, за которым, как считалось в те гора, открывается дорога в рай, обрамлён неприступными горами.

Интересно, что при изображении Фудзи Хокусай также не стремился передать её фактическине размеры: на гравюрах она выглядит более высокой и крутой, чем она есть на самом деле (у Фудзи склоны весьма пологие, а у Хокусая она взмывает ввысь).

Причём картины Хокусая с Фудзи настолько известны, что я видела шоу, где японцев просили выбрать среди трёх картинок со схематически нарисованной Фудзи ту, где очертания её ближе всего к реальности.

И большинство выбрало картинку с более крутыми склонами, а не ту, что повторяло очертания настоящей Фудзи.

Ещё одна серия – мосты, 諸国名橋奇覧. У них не менее мистическое значение, чем у воды, и это не случайно. С древних пор в Японии мосты имеют огромное значение: они соединяют берега опасных горных рек, проходят над обрывами, позволяют попасть на отдалённые от берега острова.

Местом входа что в Эдо, что в столицу – Киото, был главный мост; токийский нулевой километр считается также от моста Нихонбаси. Конечно же, миры (мир людей, мир богов, мир демонов), с точки зрения японцев, также соединены мостами.

Через некоторые мосты, что считались входом в священные горы, нужно было пройти особый ритуал очищения. Но при этом мосты – это ещё и творение человека, результат его труда. В этой серии собраны и подвесной мост, и надводный, и красивые изогнутые мостики, и горный храмовый мост.

Они разные и по ощущениям: мост в далёких горах, мост в центре большого города, мост небольшого, но гордого городка. Путешественники тоже разные: вот толпа с фонарями, вот усыпанный снегом самурай на лошади, вот торговцы, на вещах которых даже можно разгледеть иероглифы их лого.

Впрочем, даже в путешествии люди занимали Хокусай гораздо больше, чем красоты окружающего мира, и вот в пути он постоянно создаёт зарисовки всего того, что привлекает его внимание, и чаще всего это люди, их мимика, их движения, их эмоции.

Он пытается перадать эмоции не только через выражение лица, но и через позы. Так был сделан сборник зарисовок, к которым Хокусай относился исключительно как к «я тут ручку расписывал», но ученики сказали «это надо публиковать», и появилась «Манга Хокусая» или же Hokusai Sketches.

Вопреки отношению самого Хокусаю к своим зарисовкам как к чему-то не особо интересному кому-то кроме него самого, они имели огромный успех, потом вышел и второй сборник, и третий, и всего их вышло 15 штук, включавших 4000 картинок.

И именно «Манга Хокусая» была одной из первых японских вещей, поразивших Европу: её вывез всё тот же Филлип фон Зибольд, и она имела очень большой успех, это было настолько свежо, необычно и отличалось от всего. А потом уже и все остальные гравюры рассмотрели и полюбили.

Но всё же это были не просто заметки от скуки или способ скоротать время в путешествии. Одна из художественных задач, что Хокусай ставил перед собой, была передача ощущение движения в застывшей картинке. Кроме «Манги Хокусая» у него вышел ещё сборник быстрых эскизов 略画早指南

Это своего рода размышления художника на тему европейский картин по мотивам книги о голландцах 1787 года 紅毛雑話, «Рассказы о жизни людей с волосами цвета осенних листьев» (перевод очень вольный, по-япоснки всё, конечно, гораздо лаконичнее и изящнее: =>

...одним иероглифом «осенние листья» переданы оттенки от бледно-жёлтого до ярко-рыжего, мол «не как у нас, нормальных людей»), написанной Морисимой Тюрё, популярного автора тех лет. В книге рассказывается и о принципах симметрии, и про то, как рисунок начинается с кругов и линий.

Надо сказать, Хокусай рисовал вообще всё, что можно было изобразить, особенно если это было кому-то полезным. Так кроме картин и картинок он издал книгу эскизов для мастеров расчёсок для волос (250 эксизов) и курительных трубок (160 эскизов).

Книга имела совершенно практическое применение: мастера брали страницу, наклеивали её на расчёску или трубку и вырезали по схеме.

Продолжать перечислять всё, что успел сделать Хокусай за свою долгую жизнь, можно тоже очень долго. Он нарисовал очень красивую серию «Цветы и птицы», где ощущается и погода, и время суток, ветер, и где в цветах порой прячутся насекомые: кузнечик в ирисах, а во вьюнках – лягушка.

Была у него и увлекательная серия «Хяку-моногатари» в честь одноимённой игры, что была очень популярна в те годы: собиралось сто рассказчиков после захода солнца, каждый со своим фонарём и начинали по очереди рассказывать истории о своей встрече с призраками да привидениями.

Предполагалось, что истории все были из первых рук, ну в крайнем случае – истории ближайших родственников, так что всё исключительно истинное и настоящее. И каждый рассказчик после окончания истории задувал свой фонарь, комната становилась всё темнее и темнее, =>

...истории всё страшнее и увлекательнее. Был ли там алкоголь, история умалчивает, но с японским отношением с сакэ я бы предположила, что, скорее всего, был, и каждая последующая история была богаче удивительными деталями.

Если последний рассказчик не хотел дождаться восхода и рассказывал свою историю до спасительных рассвеных лучей, то когда гас последний фонарь, комната погружалась во тьму, и к собравшися присоединялись призраки.

Прекрасное развлечение для попугаться: войны закончились, жизнь стала слишком спокойной и размеренной – адреналина явно не хватало. Самые увлекательные истории шли в народ, и, конечно же, Хокусай не остался в стороне, обыграв истории по-своему.

Так несчастную служанку, сброшенную в колодец за разбитое блюдце, он изобразил подобно змее, поднимающейся из колодца, но вместо шеи у неё – блюдца, которые она, согласла легенде, пересчитывала, в надежде, что недостающее блюдце найдётся.

Рисовал он и красавиц, и актёров кабуки (пока это дело не запретили), и многоцветные картинки, популярные у столичных богачей, и эротические картинки, и иллюстрирует книги известных худождников. Но давайте лучше поговорим про перфоманс – такое в те годы очень редко кто устраивал.

Про Хокусая можно много рассказывать в стиле «посмотрите, какой необычный человек», он действительно сочетал в себе несочетаемое: он одинаково хорошо проводил время дома с утра до ночи и в длительном путешествии; =>

...он не тратился на избыточную вежливость и при этом у него было множество учеников и друзей; он не следил за модой, стремясь произвести впечатление на людей, но умел устроить шоу. История сохранила всего несколько таких шоу, видимо, самых ярких.

Самым удивительным, о коротом пишут почти в любой истории о Хокусае – это огромная картина в храме Нисихонгадзи в Нагое, прям на глазах у удивлённой публики. Сохранилась даже афиша, где было очень кратко написано: =>

...«5 октября будет художественный перфоманс в храме Нисихонгандзи. В случае дождя будет перенесён. На ваших глазах будет нарисована большая картина» Подпись: «Хокусай».Люди, конечно, были заинтригованы: судя по всему, это было весьма необычное для тех лет и тех краёв мероприятие

И действительно, как и было обещано, прямо на глазах восхищённой публики Хокусай нарисовал огромного ботхисатву Дарума, на огромном листе на площадке размером с 120 татами (более 200 кв.м.).

Длилось действие полдня, и окончание его было встречено аплодисментами, и его потом несколько раз художники изображали в своих картинах. Получалась такая интересная рекурсия: художники рисовали худохника, что рисовал Даруму.

А недавно, в 2017 году, в память об этом в Нагое в честь 200-летие перфоманса его повторили, и это действие до сих пор можно посмотреть, вот тут, например:
video.mainichi.jp/detail/video/5…

Да, если вы подумали, что простоять полдня, глядя как художник рисует, это долго, хочу напомнить, что в те годы театральные представления шли с утра до вечера, и выделить целый день на шоу было нормальным и обыденным делом для 200 лет назад, а мы, кажется, слишком торопимся жить.

Нагоя был не единственным городом, куда Хокусай ходил несколько раз. Уже после того, как ему исполнилось 80 лет, его пригласил к себе в гости молодой торговец из Обусэ (город в горах Нагано), большой поклонник работ мастера.

И хотя оно и означало путешествие в 240 км по горным тропам пешком, это приглашение было как никогда кстати. К этому моменту Хокусай пережил два инсульта. И если первый пройшёл почти незаметно для него, то после второго врачи опасались частичного паралича.

С болезнью мастер борется единственным доступным ему средством: картинами: не позволяя себе лишний раз оттохнуть, он рисует ещё больше, чем раньше, и организм справляется, угроза отступает. Всё это создаёт ощущение, что Хокусай жил так, словно никаких ограничений у него не было.

Он настолько поверил в своего ангела-хранителя, что был уверен, что и пожары ему не страшны. В те горы бытовала поговорка про «девушки из района плакучих ив и пожары – это цветы Токио», настолько часто пожары случались, но =>

...дом Хокусая всегда оказывался в стороне от всех пожаров... первые 80 лет его жизни. И вот когда мастер совершенно не сомневался, что над домом его магический щит, когда успел накопить множество книг и рисунков своих и чужих, когда меньше всего этого ожидал, его дом сгорел.

Записи очевидцев говорят о том, что что-то ценное можно было успеть спасти, но и сам Хокусай, и дочь его были настолько шокированы, что выбежали из дома просто с кистями в руках, даже не успев подумать ни о чём. Ну а потом, конечно, уже было поздно что-то спасать.

В те же года случаются страшный неурожай и голод в стране, правительство борется с этим посредством сумптуарных законов, спрос на предметы роскоши падает, а это означает уменьшение заказов для художника. Одним словом, приглашение в Обусэ было словно помощь богов.

Надо сказать, что Хокусай несколько раз совершает путешествие туда и обратно по этой горной дороге (да-да, длиной 240 км в одну сторону, пешком). Гостеприимный торговец, большой поклонник таланта мастера, предоставил ему и кров, и еду (и да, видимо, уборщицу тоже предоставил), =>

...но несколько раз дела звали художника в Эдо, поэтому он и в 84 года, и в 87 лет совершал эти переходы. В Обусэ были создано немало очень ярких картин, и именно там Хокусай напишет про «хочу стать настоящим художником».

Умер он в Эдо, денег на похороны отложено не было (откуда с его-то отношением к деньгам!), но скинулись друзья и поклонники, и памятный камень с его финальным, посмертным именем можно и сейчас увидеть в храме на северо-востоке Токио, относительно недалеко от места, где он жил.

Это имя – финальная загадка о мастере. Выгдялит оно так: «南牕院奇譽北齋居士», где первые пять иероглифов – буддийское посметрное имя, затем идёт фамилия «Хокусай», а вот последние два =>

...указывают на статус и присваиваются только представителям самурайских кланов, к которым мастер не относился. Вкупе с записанным на обратной стороне именем отца, о котором у историков тоже сомнения, это замыкает круг загадок от рождения до смерти одного из лучих мастеров Японии