- Игорь? - Олег с нескрываемым удивлением выгибает бровь. У него самого традиционная порция задымления лёгких после пробуждения, и запах готовящейся еды с кухни заставляет его сначала застыть в полу шаге, осознать ситуацию и промчаться на кухню.
Игорь на Олеговой кухне выглядит вполне органично, ему идёт тёмный фартук на кожаных лямках, и стопка золотистых блинов рядом с ним тоже не выглядит восьмым чудом света.
- Утра, - Гром деловито наливает в сковороду свежую порцию теста. - Да я проснулся, думаю, чего время терять.
- Не знал, если честно, что ты умеешь, - Олег подходит к барной стойке, садится поближе к вытяжке, щёлкает зажигалкой.
- На твоё место в доме не претендую, - Игорь ржёт, переворачивая блинчик с ажурными краешками. Олег смотрит без зависти, но с уважением.
Блин едва опускается на тарелку, как Волков подцепляет его кончиками пальцев, наскоро сворачивая треугольником, и совершенно бессовестно нарушает своё же правило, за которое Серёже постоянно грозится настучать на рукам лопаткой.
Игорь громко покашливает и наставляет на него лопатку с настолько суровым видом, что Волков почти даже верит, что по грехам ему сейчас воздастся.
Немая сцена продолжается около полуминуты, после чего оба участника заходятся громким смехом.
- Ты где научился так подкидывать? На бандитах практиковался?
- Фёдор Иванович научил, - Игорь переворачивает очередной блин. Олег наблюдает за его уверенными, ловкими движениями. - После того, как матери не стало, они с тёть Леной постоянно нас к себе звали. Между делом вот...
- Я в детдоме повариху уговорил научить, - Олег улыбается, тепло и по-домашнему. - Серый их любит, а нам скоро было выпускаться. Хотел его удивить. Я ей мешки с мукой помогал таскать, а она мне мастер-класс устраивала.
- Серый как-то рассказывал, что ему бабушка пекла всегда.
Что запах блинов у него с домом всегда ассоциируется, с уютом. Я... Его и тебя тоже порадовать хотел.
- Он обрадуется, - задумчиво тянет Волков, чувствуя что-то нежное и /благодарное/ в груди. Они с Серёжей давно привыкли, что кроме друг друга у них никого нет.
Некому больше позаботиться, сделать что-то приятное, порадовать. Игорь вписался в их отношения так гармонично, будто был с ними с самого детства.
- Доброе утро... - Олег поворачивает голову на едва слышное шлёпанье босых ног по полу. Вот же паршивец, а!
- Доброе... - сонно тянет Разумовский, потирая одной рукой глаза. Он растрёпанный, в огромной Олеговой футболке, которая свисает ему до бёдер, умильно домашний. - Чем пахнет?
- Игорь тут завтрак решил приготовить, - Олег хочет было наругать за отсутствие тапок,
но Гром оказывается быстрее - подхватывает подползшего Разумовского под бёдра и сажает на барную стойку.
- Ноги отморозишь, пол ледяной, - и ворчит, снимая свежий блинчик.
- Я забыф...- он обрывается на полуслове, потому что блинчик настойчиво тычется ему в губы.
- Ешь давай. Чтобы не замёрз, - он почти запихивает Серёже в рот весь блинчик и целует в веснушчатый нос. - Доброе утро.
Серёжа улыбается довольно. Это действительно доброе утро.
В больнице темно. Свет на ночь выключают только в палатах-камерах, в коридорах он обычно холодно-белый и яркий до рези в глазах. Серёжа молится всем известным ему богам и шарит отмычкой в замке, пока не слышится тихий щелчок.
Руки ледяные и дрожат как у эпилептика, сердце в груди колотится на нереальных скоростях.
Щекой к обитой синтепоном стене, пытаясь уловить чужие шаги, каждый шорох в коридоре. Кажется, ничего. Неужели удача на его стороне?
Он осторожно отворяет дверь, совсем немного,
сквозь тонкую щёлочку смотрит в уходящую вдаль бетонную коробку. Сигнализация молчит, но пульс бьёт по ушам ультразвуком.
Вторая дверь поддаётся сложнее. Разумовский старается, правда старается, чтобы не шевелился лишний раз даже воздух, не брякала отмычка.
— Ты уверен, что хочешь со мной? — Олег прислоняется к дверному косяку, наблюдая, как Серёжа достаёт с верхней полки умопомрачительного фиолетового цвета толстовку, на фоне которой его волосы ещё более рыжие, хотя казалось бы, куда ещё?!
— Уверен, — Разумовский уже выглядывает из горловины. — Мне как раз нужно было что-то из такой бытовой мелочи, но я не помню, что именно. А так может увижу вспомню.
Именно этого Олег боится. Потому что именно так начинается Каждая их поездка в Икею,
когда Олег собирается за одной единственной новой лопаткой или баночками под специи, а возвращаются они в итоге с несколькими пакетами «мелочи», которую Серёжа успевает накидать в тележку. Вопросов, зачем им тележка при списке покупок в один пункт, Олег уже не задаёт.
Серёжа не умеет в готовку. Его руками кухня превращается в пепелище, а даже самые простые рецепты становятся похожи на попытки призвать Сатану.
Но Серёжа очень любит романтику. Серёжа старается компенсировать атмосферой — расставляет свечи,
разливает вино в красивые бокалы, застилает постель любимым шёлковым бельём. Его гения хватает на брускеты с грушей и крамбером, и это единственное, что он умудряется приготовить, не перевернув вверх дном всю кухню. Серёжа старается, потому что такие моменты
для него особенно ценны. Олег никогда не смеётся, только с порога подхватывает его на руки и несёт в спальню. Они бесконечно долго наслаждаются неторопливыми ласками и нежностью друг друга, пьют вино под тихий звон бокалов, и Олег обязательно будет
Медовый месяц в мечтах Разумовского выглядел совершенно не так. Он был более утончённым, чуть менее современным, сплошь наполненным романтикой Европы, по которой он мечтал покататься после заключения брака где-нибудь в любвеобильном Амстердаме.
Америка встречает их распахнутыми дверями, и от ощущения новой, по-настоящему Новой жизни, кружится голова.
Они снимают пентхауз в самом роскошном отеле Нью-Йорка, пьют шампанское прямо из бутылок и бесконечно складывают вместе руки, на которых теперь сияют обручальные кольца.
Они гуляют по Центральному парку, Серёжа со смехом кормит уток кусочками хлеба, Олег Серёжу мороженным и собственными поцелуями. Они валяются на большой лужайке, Олег вплетает в рыжие волосы маленький одуванчик, и это почти как в детстве, только намного лучше.
Серёжа красивый. Очень красивый. Даже после психушки, тюрьмы и заточения в подвале, исхудавший и только-только набирающий условно здоровый вес — всё равно очень красивый.
Олег останавливается в дверном проёме и прислоняется к нему плечом. Не пытается спрятаться или наблюдать как-то более незаметно, потому что они обсуждали этот вопрос, и Разумовский не то, чтобы сильно против. Он в такие моменты вообще по сторонам не смотрит, только куда-то в себя
— Ну-у... — он протяжно стонет, почти жалобно. Ноги раскинуты широко в стороны, голова запрокинута, ладони поглаживают внутреннюю сторону бедра, и закушена губа до побеления.
В первый раз Олег не понял и даже приготовил шприц с транком. Серый сначала не отвечал,
— Валер? — Олег открывает дверь, удивлённо вскидывает бровь. — Что-то случилось? Ты же на сессию отгул взяла?
— Впустишь? — Лера проходит в дом, кидает на полку в прихожей свою сумку и сбрасывает обувь.
— Мне каким-то образом выставили все автоматы за семестр, — она улыбается как-то немного растеряно, но вместе с тем, вполне довольно. — Не хочу терять время зря.
— Иди в зал, я сейчас подойду.
Олег качает головой с едва заметным неодобрением, но своё мнение оставляет при себе.
Макарова — прилежная студентка, под глазами у неё ужасающие своей насыщенностью синяки, в крови наверняка булькает конская доза кофеина, а постель по ночам рыдает в гордом одиночестве, пока хозяйка зубрит свои определения и пишет конспекты.