Медовый месяц в мечтах Разумовского выглядел совершенно не так. Он был более утончённым, чуть менее современным, сплошь наполненным романтикой Европы, по которой он мечтал покататься после заключения брака где-нибудь в любвеобильном Амстердаме.
Америка встречает их распахнутыми дверями, и от ощущения новой, по-настоящему Новой жизни, кружится голова.
Они снимают пентхауз в самом роскошном отеле Нью-Йорка, пьют шампанское прямо из бутылок и бесконечно складывают вместе руки, на которых теперь сияют обручальные кольца.
Они гуляют по Центральному парку, Серёжа со смехом кормит уток кусочками хлеба, Олег Серёжу мороженным и собственными поцелуями. Они валяются на большой лужайке, Олег вплетает в рыжие волосы маленький одуванчик, и это почти как в детстве, только намного лучше.
Они тратят целый день на поход по музею изящных искусств в Пенсильвании, едут на машине через поля кукурузы и бесконечно смеются над классикой хоррор-фильмов. Они едят сэндвичи в придорожном кафе по пути в Виргинию и делают ставки, успеют ли после них доехать до Гринсборо живыми.
В Атланте они гуляют по огромному аквариуму, Серёжа уговаривает Олега поплавать с акулами, и Волков смеётся, что Разумовский нашёл своих океанических собратьев, получает воздушный поцелуй из-за стекла и очевидные кривляния возле зубастой морды.
Разумеется, они не могут пройти мимо «Мира Кока-Колы», в котором Серёжа покупает коллекционную футболку в духе восьмидесятых и ещё целую тонну фирменных сладостей, а Олег занудно напоминает, что стоматология в США — чудовищно дорогое удовольствие.
Миссисипи встречает их кинофестивалем под открытым небом, на котором они зависают почти неделю, едят поп-корн и постоянно отвлекаются на поцелуи. Они фотографируются возле цветущих магнолий и танцуют медляк в мареве жёлтых гирлянд-огоньков на фестивале джаза.
Они покупают себе самый настоящий американский пикап, на котором катаются по Луизиане, Техасу и Аризоне. По ночам небо на тускло освещённой трассе — изумительно усыпанное звёздами, их так много, сколько Серёжа не видел ни разу в свой жизни.
Они останавливаются в придорожных мотелях, снимают квартиры и занимаются любовью до самого рассвета.
— Я боялся, что больше никогда тебя не увижу, — признаётся Серый одной из ночей в Финиксе, шепчет едва слышно и прячет лицо у Олега во влажной от пота груди.
Они обсуждали всё это уже сотни раз, проговаривали обиды и вместе их отпустили, но до конца избавиться от всего этого — не так-то просто.
— Я больше никогда тебя не оставлю, — шепчет Олег и касается губами виска, обнимает своими сильными руками крепче.
В Калифорнии они по-настоящему отрываются, зависая до самого Хэллуина. Они несколько дней гуляют по Диснейленду в Анахайме, восполняя своё сиротское детство. Катаются на всех возможных аттракционах, визжат как дети на американских горках и целуются на вершине колеса обозрения.
По пути в Лос-Анджелес они заруливают на пирс в Санта-Монике, провожают закат, сидя на капоте машины и привалившись плечом к плечу, просто молчат, и тишина ни одному из них не кажется напряжённой. Ночью они гуляют по краю океана, и тёплые волны омывают им ноги.
Олег на руках заносит Серёжу в океан, и они до опухших губ целуются в серебре лунной дорожки.
Они становятся ближе и ближе, прорастают друг в друге, раскрашивают все трещины золотом - они разбили в прошлом, но готовы строить будущее.
Они катаются по Западному побережью на кроваво-красном кабриолете, Монтерей, Ла Селва Бич, Твин Лейкс остаются в памяти золотистыми закатами и морским воздухом, в объятиях которого они занимаются любовью прямо на горячем капоте или разложив клетчатый плед,
который купили ещё в Нью-Йорке.
К Рождеству они добираются до Вашингтона, снимают маленький дом в Сиэтле, украшают его гирляндами и омелой, ставят ёлку и пекут имбирное печенье. Они покупают себе свитера с оленями, бесконечно обнимаются, пока крошат оливье,
и сидят под одним пледом, поедая его сразу из большой чашки, положив между собой. Они целуются под бой часов по трансляции из Санкт-Петербурга, пьют игристое в полночь по Сиэтлу и снова целуются, жарко до упоения.
Они катаются на коньках — катается в основном Серёжа, Олег старается далеко не отъезжать от ограждения.
— Я так боялся опоздать, — говорит почти неслышно Олег, когда они сидят на скамейке в парке и пьют горячий какао. У Серёжи на лице улыбка, полная сожаления.
— Ты больше никогда не опоздаешь, — говорит он и снова накрывает его губы своими.
Ближе к весне они снова собираются в дорогу. Снова звёздные ночи, которые догоняют в Монтане и Южной Дакоте, снова придорожные забегаловки и мотели, в которых только постель и крохотный стол.
— Ты не думал осесть где-нибудь? — спрашивает Серёжа, когда они сидят в парке Рочестера, пьют кофе из очередной кофейни и едят пончики в липкой глазури.
— Купим дом и заведём собаку? — Олег смеётся и обнимает его свободной рукой. За два года он знатно поправился,
уже не торчат отовсюду кости, щёки здорово розовые.
— Будет где варить кофе, чтобы не выискивать постоянно кофейни, — Серёжа улыбается. — И наконец-то доведём до ума рецептуру тех сэндвичей с яйцом.
— Вот же прицепился! Ты вообще косился на них больше всех!
Олег театрально хмурит брови.
— Ну кто знал, что они будут такими вкусными?! — Серёжа возмущается не менее наиграно. — В последний раз сыр не тот был и соус явно другой.
— Ну так может смотаемся обратно и спросим, что там не так? Сыр просрочен? Или повар руки забыл помыть?
— Отлично! И я посмотрю, как я был прав насчёт чеддера!
— Да говорю тебе не чеддер там! — Олег встаёт со своего места, всем своим видом выражая «Всё! Достал!» и быстрым шагом идёт в сторону. Разумовский догоняет буквально через пару секунд, берёт за руку.
— В следующий раз сам будешь готовить! — ворчит Волков, нашаривая пальцами чужую ладонь и крепко сжимая в своей.
— А в Нью-Йорк ещё раз съедим? — с лукавой улыбкой спрашивает Разумовский, прижимаясь щекой к чужому плечу.
Серёжа не умеет в готовку. Его руками кухня превращается в пепелище, а даже самые простые рецепты становятся похожи на попытки призвать Сатану.
Но Серёжа очень любит романтику. Серёжа старается компенсировать атмосферой — расставляет свечи,
разливает вино в красивые бокалы, застилает постель любимым шёлковым бельём. Его гения хватает на брускеты с грушей и крамбером, и это единственное, что он умудряется приготовить, не перевернув вверх дном всю кухню. Серёжа старается, потому что такие моменты
для него особенно ценны. Олег никогда не смеётся, только с порога подхватывает его на руки и несёт в спальню. Они бесконечно долго наслаждаются неторопливыми ласками и нежностью друг друга, пьют вино под тихий звон бокалов, и Олег обязательно будет
Серёжа красивый. Очень красивый. Даже после психушки, тюрьмы и заточения в подвале, исхудавший и только-только набирающий условно здоровый вес — всё равно очень красивый.
Олег останавливается в дверном проёме и прислоняется к нему плечом. Не пытается спрятаться или наблюдать как-то более незаметно, потому что они обсуждали этот вопрос, и Разумовский не то, чтобы сильно против. Он в такие моменты вообще по сторонам не смотрит, только куда-то в себя
— Ну-у... — он протяжно стонет, почти жалобно. Ноги раскинуты широко в стороны, голова запрокинута, ладони поглаживают внутреннюю сторону бедра, и закушена губа до побеления.
В первый раз Олег не понял и даже приготовил шприц с транком. Серый сначала не отвечал,
— Валер? — Олег открывает дверь, удивлённо вскидывает бровь. — Что-то случилось? Ты же на сессию отгул взяла?
— Впустишь? — Лера проходит в дом, кидает на полку в прихожей свою сумку и сбрасывает обувь.
— Мне каким-то образом выставили все автоматы за семестр, — она улыбается как-то немного растеряно, но вместе с тем, вполне довольно. — Не хочу терять время зря.
— Иди в зал, я сейчас подойду.
Олег качает головой с едва заметным неодобрением, но своё мнение оставляет при себе.
Макарова — прилежная студентка, под глазами у неё ужасающие своей насыщенностью синяки, в крови наверняка булькает конская доза кофеина, а постель по ночам рыдает в гордом одиночестве, пока хозяйка зубрит свои определения и пишет конспекты.
— А что это за птица с вами на фотографиях? — находиться в доме своего «обожаемого» начальства Лере становится уже почти привычно. После тренировок Олег предлагает ей остаться на ужин, и одного единственного раза,
когда он превращает во что-то нереальное даже простые бутерброды, Макаровой хватает, чтобы её недовольство поумерило пыл. Олег — не Сергей. Он спокойный, не сыплет остротами и вообще кажется Лере вполне даже адекватным. Ей всё ещё интересно, как они с Разумовским вообще спелись.
Олег оказывается на редкость хозяйственным мужчиной, отказывается от какой-либо помощи, поэтому Макарова развлекает себя разглядыванием чужого жилища, время от времени задаёт вопросы, и Волков даже вполне охотно рассказывает кое-что об их с Серым прошлом.
Серёжа переворачивается на спину и закрывает лицо ладонями, несильно бьётся затылком по подушке. Он ворочается уже около трёх часов, веки тяжёлые, во всём теле безумная усталость, но сон никак не идёт.
Он ворочается с боку на бок, перекладывает подушку, раскрывается, укрывается, сворачивается креветкой и снова выпрямляется, раскидывает руки, подгибает ноги, и всё это в сотне возможных комбинаций, ни одна из которых, впрочем, так и не помогает ему уснуть.
Он серьёзно думает пойти поработать, плюнув на бесполезную попытку заснуть, не приносящую ничего, кроме ноющей боли во всём теле.
Ему очень хочется, чтобы рядом был Олег. Рядом с Олегом всегда засыпалось легко, его крепкие объятия прогоняли любые кошмары,
Разумовский приходит к этому открытию случайно. Он просто случайно становится свидетелем того, как Олег подаёт Лере куртку, провожая после тренировки до входной двери, и внутри у него что-то сдавливает с такой силой, что в глазах чернеет.
Он не спешит делать выводы, он наблюдает, присматривается и придумывает миллион объяснений, нелепых и нелогичных; он не признаётся даже самому себе, что открещивается от правды, отмахивается всеми возможными способами, потому что п-р-а-в-д-а собьёт его с ног одним махом.
Олег подаёт Лере сумку. Олег бинтует Лере разбитое колено. Олег кормит Леру после тренировки и даже угощает ягодным пирогом. Олег даёт ей свою кофту, потому что на улице холодно. Олег подвозит её домой после затянувшейся тренировки.